Если Шперк и позволит заглянуть в регистрационные документы больных, то только с санкции судебного следователя, которую Шумилов, разумеется, никогда бы получить не смог.
Итак?
Когда Шумилов добрался в самый конец Фонтанки, туда, где находилось мрачное здание, он примерно представлял, как следует действовать далее.
Расплатившись с извозчиком, Алексей зашел в главный подъезд и, задумчиво глядя себе под ноги, направился мимо больничного сторожа, стоявшего на вахте. Затем, точно вспомнив что-то, остановился перед ним и, щелкнув пальцами, спросил:
— Голубчик, скажи-ка, Эдуард Федорович у себя? Меня ждёт? Никуда не уезжал?
— Простите?.. — не понял сторож.
— Я спрашиваю, главврач в больнице? Шперк никуда не уезжал?
— Да, главврач у себя… Извините.
— Ничего, — Шумилов сунул ему в карман пять копеек. — Ты, главное, не спи, неси службу как должно.
Сторож вытянулся, а Шумилов, все так же задумчиво глядя себе под ноги, двинулся вверх по парадной лестнице. Поднявшись на второй этаж, он благополучно миновал кабинет Шперка и по боковой лестнице спустился вниз, в отделение регистратуры.
Там вовсю кипела работа: двое полицейских передавали больничной охране принудительно доставленную на лечение дамочку. Санитары стояли подле, но пока ни во что не вмешивались, поскольку оформление не было закончено. Дамочка же, растрепанная, с подбитым глазом и притом в стельку пьяная, визжала и ругалась на всех и вся:
— Не трожьте меня, ироды золотопогонные, я сифилитичная, плюну разок — всю жизнь на аптеку работать будете!
— Поговори еще у меня, курва, — вытащив палаш из ножен, гаркнул на нее один из полицейских. — Сейчас как шваркну по башке, не посмотрю, что баба, вот тогда точно на аптеку работать станешь!
Шумилов скользнул мимо и, пройдя вдоль ряда пустых окошечек, подошел к самому дальнему от входа. Там тоже никого не было, и Алексей, дабы привлечь к себе внимание, аккуратно постучал по деревянной перегородке. Видимо, его стук тонул в шуме перебранки, поскольку никто к Шумилову из-за высоченных стеллажей не вышел, и ему пришлось постучать вторично.
Появилась строгая женщина с плотно поджатыми губами и в белом больничном одеянии, недовольно окинула его взглядом:
— Что вы хотите, молодой человек?
Шумилова давно уже не называли «молодым человеком». Видимо, женщина толком его не рассмотрела в маленькое окошечко.
— Извините, пожалуйста, мне нужна ваша помощь. Вопрос очень важен для меня и… моего семейства. Пожалуйста, выслушайте меня, уделите пару минут, — искательно и сбивчиво заговорил Шумилов. Именно так должен был говорить человек, которого он сейчас изображал. — Я сам не из Петербурга, я — из Ростова. В столицу меня привели драматические обстоятельства. Дело в том, что еще полтора года назад моя старшая сестра сбежала из дома с одним… м-м прощелыгой, сенаторским сынком. В общем-то мы её даже не искали, поскольку знали, что побег сей состоялся добровольно. Отец проклял беглянку и, м-м… наверное, был прав. И вот проходит время, и в Ростове появляется дамочка… ну, известного сорта, шантанная певица и рассказывает, что увидела нашу Катеньку… Вы, наверное, догадались, в этой больнице. Сама эта певица родом из Ростова, достаточно хорошо знает нашу семью, так что ошибки тут быть не может.
— Я понимаю вас, — кивнула женщина. Она явно смягчилась, услышав повествование Шумилова. — Назовите, пожалуйста, ее фамилию и время, когда она здесь была.
— Нет-нет, не так все просто, вы меня не дослушали, — запричитал Шумилов. — Катенька сделала вид, будто не узнала эту певичку. |