«Глупость какая-то, совершенно в духе французских романов», — подумал Шумилов, но вслух этого, разумеется, не сказал, а, напротив, изобразил на лице сочувственное изумление.

— Да, таковы трагические удары фатума, — совсем уж театрально произнесла Галочка.

— И что же ваша знакомая? Как она перенесла утрату? — спросил Алексей Иванович у примолкнувшей было рассказчицы.

— О, ужасно, ужасно! Она ходила по палате, как сомнамбула, она потеряла всякий интерес к жизни! У меня тоже тогда был… сложный период…

— У нашего Галчонка приключился нервный срыв, — воспользовалась замешательством подруги Марго. — Артисты так ранимы! При наших эмоциональных нагрузках это совсем неудивительно! Мы, актрисы, просто сгораем в горниле страстей! Наши души — это сосуды, наполненные…

Слушать пьяные рассуждения о содержимом душ кафешантанных певичек никак не входило в планы Шумилова.

— А как выглядела ваша подруга? Она, наверное, красавица? — Алексей Иванович довольно бесцеремонно перебил говорливую Марго. Красоту мифической «княжны Верейской» он упомянул не случайно, поскольку по опыту хорошо знал, сколь нестерпима для женщины, жаждущей нравиться, похвала в адрес другой женщины.

— И вовсе нет, она хоть и стройна и миниатюрна, как я, но у нее нет моих роскошных каштановых волос и моей алебастровой кожи. Поглядите-ка, её даже загар не берет! — актриса горделиво задрала рукав халата, обнажив костлявую руку до локтя. — А она такая… смуглая, чернявая, на еврейку похожа или армянку. И волосы черные, и глаза.

— Скажите, Галина Яковлевна, а вы общались с ней после больницы?

— Да, она приезжала потом ко мне несколько раз, в мае. А летом у нас в театре отпуск, и мы все разъезжаемся по разным ангажементам, иногда в летнюю антрепризу пригласят… Одним словом, с июня я с ней не виделась. Да оно, может, и к лучшему. Знаете, говорят, бывает дурной глаз? Как посмотрит такой глаз на человека или на предмет, обязательно с ними что-нибудь эдакое нехорошее приключится. Дурной глаз должен быть обязательно черным. Так вот, мне кажется, у этой Екатерины Верейской как раз такой, — Галочка даже трагически понизила голос и перешла на громкий шепот.

— Да неужто?! — встряла Марго. — Выпьем еще! Наливайте скорее, герой осады Плевны!

— А вот ты прикинь, Маргоша! Помнишь, был у меня халат красного атласа, с павлином? Его эта самая Катерина расхваливала и примеряла на себя. И что же ты думаешь?!

— Что?! — выпучив глаза и опрокидывая в бездонную глотку очередной фужер мадеры, выдохнула толстотелая подруга.

— Разорвался! — победно всплеснув руками, воскликнула Галочка. — Прямо на другой же день!

— Какая сволочь, — покачала головой Марго. — Есть такие бабенки, это точно.

— Другой пример: сережки золотые, с бирюзой, — продолжала список потерь Галина. — Исчезли! Она их тоже примеряла и все языком цокала — дескать, хороши. Сама знаю, что хороши. Но с тех пор я их не могу отыскать. Даже мебель отодвигала.

— А может, это твоя подруга их… того, утягала?

— Да я уж сама подумывала. Но ведь грех — думать на человека без доказательств. А вдруг она ни при чём?

Шумилов слушал этот словесный поток, не перебивая. Он диву давался, как у дамочек язык не устает постоянно молоть чепуху.