— Сейчас принесу лимон. Кормить вас не стану, уж увольте, а то вас тогда до утра будет не выгнать.

Когда Шумилов принес с кухни тонко нарезанный лимон и разлил коньяк, обстановка в кабинете моментально потеплела.

— Господа, давайте дружить, — предложил Шумилов.

— Прямо сейчас и начнем, — в тон ему отозвался Агафон Иванов. — По делу Мироновича на кого работаете?

— У меня нет санкции моего работодателя на оглашение его имени. Угадайте сами, вы же большие мальчики.

Иванов переглянулся с Гаевским:

— Значит, Карабчевский «подписал».

— А может, Илья Беккер? — предположил Гаевский. — Не-ет, Беккер до этого не дойдет. Ему денег жаль. Он будет ждать окончания следствия Сакса.

Сыщики опрокинули рюмки.

— Хорош коньяк, я даже заедать не буду, — резюмировал Иванов. — Ну и что, Алексей Иванович, скажете о деле Мироновича?

— Пока без комментариев. Мнения своего не имею. Это у Сакса уже есть мнение, а у меня — никакого.

— Дементий Кочетов как-то связан с делом Мироновича? — спросил Гаевский.

— Как-то связан, — кивнул Шумилов. — Только его не спрашивайте, он сам этого не знает.

Выпив еще по рюмке коньяку, сыскные агенты засобирались. Уже в прихожей, одевшись, Иванов сказал:

— Спасибо, Алексей Иванович, за сотрудничество, хотя ваши ответы нельзя назвать исчерпывающими.

Шумилов засмеялся:

— Один из членов нашего правления, кстати, сенатор, любит повторять замечательные слова: наши юристы никогда не лгут, просто порой они не говорят всей правды!

11

Не будет большим преувеличением сказать, что дом Лабазникова в Мучном переулке знала каждая местная собака. Это была многоквартирная шестиэтажная громадина, в которой с подъемом на каждый этаж потолки делались пониже, оконца — поуже, а плата за наем — поменьше. Верхний этаж доходного дома представлял собой совсем тесные, с низкими наклонными потолками мансардные помещения, в которых летом ужасно жарко от накалявшейся на солнце железной крыши, зимой же они промерзали почти насквозь, до инея на стропилах.

Шумилов без труда отыскал местного старшего дворника и, вручив тому пять копеек «на пиво», попросил указать, где проживает Варварина. Дворник обрадовался пяти копейкам, разгладил морщины на лбу и с готовностью указал Алексею Ивановичу на парадный подъезд. Тем не менее четвертый этаж говорил сам за себя: его обитатели явно не относились к хорошо обеспеченным слоям населения.

Подойдя к обшарпанной двери, Шумилов услышал доносившееся из квартиры пение и звуки расстроенного фортепиано. Он хотел было позвонить, но увидел, что вместо колокольчика болтается оборванный конец веревки. Тогда он просто-напросто пару раз стукнул кулаком в дверь. Послышались скорые шаги, дверь распахнулась, и на пороге предстало странное существо. Шумилов даже отшатнулся — настолько вид открывшей дверь женщины оказался неожиданным. Сделать какое-либо заключение о возрасте не представлялось возможным, ибо лицо дамы было намазано мелом или белилами, контуры глаз нарисованы черным, а губы — алым. Примерно так рисуют себе лица клоуны в цирке. В рыжих волосах женщины можно было видеть папильотки по всей голове. В довершение всего, облачена она была в несвежий стеганый халат с залоснившимися рукавами и турецкие туфли без задников с острыми, загнутыми вверх носами, на босу ногу. В целом, внешний вид дамочки можно было бы счесть забавным, если только он не был нелепым.

— Ну-с, и что?.. — спросило существо смешливым голосом.