– Вы что, белены объелись? – спросил он негромко, но так внушительно, что люди замолчали и даже отец Тук застыл с разинутым ртом. Робин продолжал: – Этот человек пришел сюда вместе со мной, и, кем бы он ни оказался, сейчас вы пальцем его не тронете, потому что он принадлежит мне. А тебе, – он повернулся к озлобленному человеку, – стыдно!

    – Чего мне стыдиться, Робин? – упрямо спросил человек и провел пальцем по шраму, рассекавшему его лицо.

    – Ты хочешь зарезать человека, который не может даже себя защитить.

    Тот растерянно посмотрел на Хелота, потом на свой нож и наконец на Робина.

    – Но ведь отец Тук говорит, что он шпион. Пусть наши враги помогут своему псу, если смогут. При чем тут я? Враг есть враг.

    – Отец Тук говорит то, что ему кажется, – возразил Робин. – Но это вовсе не значит, что так оно и есть на самом деле.

    Разбойники поглазели еще немного, потом, пожимая плечами, стали разбредаться.

    Ушел и Робин.

    Хелот, наконец-то оставленный в покое, повалился в заросли осоки и мгновенно заснул.

    * * *

    Проснулся он оттого, что на него сверху извергается холодное пиво. Он открыл глаза и увидел счастливую детскую физиономию рыжего паренька. Заходящее солнце нестерпимо ярко сверкало в его буйных кудрях. Хелот вздохнул, вытер грязным рукавом лицо и сел. Парнишка присел рядом на корточки, с любопытством разглядывая чужеземца, за которого заступился сам Робин. Хелот взял кружку из рук юного разбойника, но парнишка в тот же миг вскочил и ловко выбил ее ногой. Пиво облило Хелоту колени. Хелот молча поднялся на ноги, неторопливо стряхнул капли. Рыжий помирал со смеху, когда твердая рука бывшего рыцаря зацепила его за шиворот и подтащила прямо к угольным глазам. Вторая рука между тем уже стянула с парнишки штаны. Через мгновение мальчик уже лежал животом поперек острого колена и крепкая ладонь мерно отвешивала ему удары. Потом Хелот столкнул его на землю, повернулся и пошел к костру, откуда доносился сладостный запах жареного мяса.

    Увидев его, Робин кивнул и потеснился, освобождая место у костра. Хелот сел, нацепил на нож кусок оленины. Ему было противно. «Мальчишку поколотил, проявил геройство, – думал он, – а небось Малютке Джону такая наглость сошла бы с рук. Гнать, гнать из высокого рыцарского ордена, свинью такую».

    Горестные размышления Хелота прервал Робин, толкнувший его в бок.

    – Послушай, – сказал он, – эй… как тебя зовут, говоришь?

    – Хелот из Лангедока, – машинально ответил бывший рыцарь, занятый совершенно другими мыслями.

    – Лангедок – это не в Англии, – поделился сомнениями отец Тук. – Это… ик! оплот ереси.

    Хелот потрогал подбитый глаз и всерьез расстроился. И люди вокруг были совершенно чужими. Как и вообще все люди. Он пытался вызвать в памяти хотя бы одно лицо, с которым были связаны добрые воспоминания, – и не смог. Разве что Греттир. Но мальчик был ему неинтересен – он был еще слишком молод.

    «Итак, – сказал Хелот сам себе, – мне двадцать два или двадцать три года, я шляюсь по дорогам этой страны, на чужбине, потому что на родине мне нечего делать. Здесь, впрочем, тоже. Зачем я стараюсь понять людей? Все они либо трусливы, либо жестоки. Интересно, – вымученно подумал он, – можно ли понять человека, который ни с того ни с сего подбил тебе глаз? Во всяком случае, это было бы по-христиански».