Кажется, я
оправдал себя в его глазах. Выяснилось, что он приходил ко мне советоваться,
как поступить с запасами бензина и керосина, находившимися тогда в городе:
продать или уничтожить. И так как я не пожелал с ним разговаривать,
предпочел, будучи коммерсантом, их продать.
В очень умеренной степени, правда, но я выразил удивление, какое
отношение к бензину мог иметь заведующий дровяным складом, и узнал, что
заведующим складом он стал после установления в Латвии Советской власти, а
до этого был одним из контрагентов могучего нефтяного концерна "Ройял датч
шелл" и связан со всеми топливными предприятиями в стране. С этой "фиалкой",
от которой шел густой запах керосина, я встретился два или три раза; он и
при немцах, во всяком случае до окончания войны, предпочитал оставаться
заведующим дровяным складом, но, на мой взгляд, в буржуазной Латвии смело
мог бы стать министром топливной промышленности. По своим связям, влиянию и
пронырливости он без особого труда мог вызвать если не кризис, то, во всяком
случае, серьезные перебои в снабжении прибалтийских стран горючим.
Материально Блюмс и при немцах жил с большим достатком: в его квартире
было много дорогих ковров и хорошей посуды; немцы частенько захаживали к
нему, и он занимался с ними какими-то коммерческими делами.
Короче говоря, люди Блейка в той тайной войне, которая постоянно
ведется империалистическими государствами и в военное и в мирное время, были
реальной силой, которую следовало учесть, в будущем обезвредить и, может
быть, даже уничтожить, а пока что использовать в борьбе против врага.
Но о том, как Железнов подключился к замороженной английской агентуре,
как сумел связать с нею деятелей антифашистского подполья, как удавалось
иногда заставить ее работать на нас, я рассказывать не буду, хотя об этом
можно было бы написать целую книгу. Из числа тех, кто значился в списке, мы
не нашли троих; они не жили по адресам, указанным в картотеке Блейка.
Когда-то жили, но уехали. Соседи не знали куда. Возможно, бежали куда-нибудь
от войны: на запад или на восток, сказать было трудно.
По четырем адресам мы с Железновым так и не успели побывать:
неожиданный поворот событий помешал нам это сделать, - а после войны из этих
четырех человек нашли лишь одного "гиацинта".
К счастью, в нашу деятельность не вмешивались ни гестапо, ни Янковская.
Гестапо не лишало нас своего внимания. Я не сомневаюсь, что после появления
Польмана в Риге я все время находился под наблюдением, но, поскольку мною
было получено приказание передать немцам свою агентурную сеть и я после
этого принялся метаться по населенным пунктам Латвии, Польман должен был
думать, что я спешу удовлетворить его требование. Что касается Янковской,
то, после того как Гренер объявил об их помолвке, у нее прибавилось личных
дел. Удовлетворение безграничного честолюбия Гренера должно было стать
теперь и ее делом, и единственно, чего я мог опасаться, чтобы ей не пришла в
голову идея каким-нибудь радикальным способом избавиться от меня как от
лишнего свидетеля в ее жизни. |