- Мне не совсем только понятно, кто же теперь будет опекать
валькирий в их стремительном полете на Восток?
- Ах, милый Август! - сентиментально ответил Гренер. - Ветер истории
несет нас не туда, где нам приятнее, а где мы полезнее.
- Что ж, желаю вам счастья, - сказал я. - Как же это вас отпускают?
- Да, отпускают, - многозначительно заявил Гренер. - Я улечу в Испанию,
потом в Португалию и уже оттуда за океан.
- Мы получим там все, - подтвердила Янковская. - Нельзя увлекаться
сегодняшним днем. Предоставим войну юношам. Работу профессора Гренера нельзя
подвергать риску. За океаном у него будут лаборатории, больницы, животные...
- Но позвольте, - сказал я, - заокеанская держава находится с Германией
в состоянии войны!
- Не будьте мальчиком, - остановила меня Янковская. - Воюют солдаты,
для ученых не существует границ.
- И вас там примут? - спросил я.
- Меня там ждут, - ответил Гренер.
- Мы не знаем, как это еще будет оформлено, - добавила Янковская. -
Объявят ли профессора Гренера политическим эмигрантом или до окончания войны
вообще не будет известно о его появлении, но, по существу, вопрос этот
решен.
Я посмотрел на Гренера; во всем его облике было что-то не только
птичье, но и крысиное, взгляд его голубоватых бесцветных глаз был зорким и
плотоядным.
- Когда же вы собираетесь уезжать? - спросил я.
- Недели через две-три, - сказала Янковская. - Не позже.
- Но ведь перебраться не так просто, - заметил я. - Это ведь не уложить
чемодан: у профессора Гренера лаборатории, сотрудники, библиотека...
- Все предусмотрено, - самодовольно произнес Гренер. - За океаном я
получу целый институт. А что касается сотрудников, за ними дело не станет.
Но меня тревожил и другой вопрос, хотя он не имел прямого отношения к
моим делам.
- А что будет... с детьми?
Все последние дни меня не оставляла мысль о детях, находившихся на даче
Гренера.
- С какими детьми? - удивился было Гренер и тут же догадался: - Ах, с
детьми... О них позаботится наша гражданская администрация, - равнодушно
ответил он. - Они будут возвращены туда, откуда были взяты. В конце концов,
я не брал по отношению к ним никаких обязательств.
Я промолчал. Было вполне понятно, какая участь ждет этих детей.
- Может быть, вы еще передумаете и останетесь? - спросил я, хотя было
совершенно очевидно, что все уже твердо решено.
- Увы! - высокопарно, как он очень любил, ответил Гренер. - Муза
истории влечет меня за океан.
- Увы! - повторила за ним Янковская, хотя каждый из них вкладывал в это
междометие разное содержание. - Мы не принадлежим себе.
- Да, отныне вы будете полностью принадлежать заокеанской державе, -
сказал я. - Мне только непонятно, чем это будет способствовать величию
Германии. |