Хьюджер не отказал себе в невинном удовольствии присыпать рану, нанесённую его самолюбию, солью:

— Генерал Лонгстрит, помнится мне, в старой армии заведовал казной? И был простым майором. Едва ли в обычных условиях он поднялся хотя бы до полковника, да и доверили бы ему что-либо более ответственное, чем выдавать войскам жалование, вот в чём вопрос? А теперь, извольте полюбоваться, он будет отдавать приказы моим подчинённым!

— Только некоторым, сэр. — вежливо уточнил Адам.

— И с какой стати? Джонстон дал какое-нибудь разумное объяснение этому нелепому приказу?

Джонстон-то дал, но пересказывать это объяснение Хьюджеру не входило в планы Адама, и он промямлил, что генерал Лонгстрит ближе к вражеским позициям, а потому нуждается в усилении.

— Это временная мера, сэр. — закончил Адам, глядя мимо генерала на поезд.

Состав медленно тормозил. Барабан лебёдки вращался, наматывая последние метры привязи шара. Клубы дыма из паровозной трубы выглядели неожиданно бело и ярко на фоне грозовых туч.

— Нет, я не жалуюсь. — продолжил генерал со скандальными интонациями в голосе, — Я выше жалоб, потому что чего ещё ожидать от этой армии? Тем не менее, со стороны Джонстона было бы просто вежливо разъяснить причины, по которым он отбирает у меня солдат ради того, чтобы передать их бывшему счетоводу. Вежливо, всего-навсего. Разве нет?

Он вопрошающе воззрился на двух своих адъютантов. Те согласно закивали.

— Уверен, что генерал Джонстон и в мыслях не держал вас обидеть, сэр. — сказал Адам.

— Не сомневаюсь, молодой человек в том, что вы искренне верите в свои слова. Только я прожил на свете дольше вашего и лучше разбираюсь в подобных тонкостях. Может, генералу Джонстону понадобились мои бойцы охранять армейское жалование, а?

Полагавший себя аристократом Хьюджер покосился на адъютантов, и те отозвались смешками.

— Были времена, — жёлчно произнёс генерал, складывая приказ, — когда всё в армии Северной Америки шло должным порядком, как и во всякой правильно организованной армии.

Он брезгливо положил приказ на скамью, на цепях подвешенную к потолочным балкам веранды и холодно бросил Адаму:

— Что ж, молодой человек, приказ Джонстона вы мне передали, хотя смысл его от меня ускользнул. Вы, вероятно, торопитесь вернуться до того, как начнётся дождь, так что не смею вас задерживать.

Намёк был оскорбительно прозрачен, но Адам и не думал обижаться. Наоборот, было бы хуже, если бы Хьюджер забыл о самолюбии и попытался расспросить Адама. Пришлось бы хитрить, Хьюджер что-нибудь заподозрил, и всё пошло бы прахом… Сердце Адама сжалось, когда он представил ад, который устроил бы ему Джонстон за головотяпское обращение с пакетом, вскройся оно. Но не вскроется, успокоил он себя. Да и не головотяпство, а гораздо хуже.

Адам бережно спрятал расписку с закорючкой Хьюджера в планшет и взобрался в седло. Сегодня была пятница, значит, семейство Джулии, как обычно, проводит богослужение в госпитале Чимборазо. Фальконер чувствовал себя виноватым из-за того, что так и не выбрался к невесте, но сегодня до полуночи его у Джонстона не ждали, и Адам решил навестить Джулию. Он проехал мимо одного из звездообразных фортов, которыми Роберт Ли окружил Ричмонд. Укрепление было поверху выложено мешками с землёй. Кружки кройки и шитья сотнями мастерили мешки из лоскутов, поэтому оборонительные сооружения в мутном недобром свете подступающей ночи выглядели пёстро и диковато. Поднялся ветер. Он расправил на флагштоке над разноцветными бастионами стяг Конфедерации и разогнал липкий предгрозовой зной. Местность за рекой озарили лучи прорвавшегося сквозь тучи на западе солнца, и земля стала ярче неба. Адам предпочёл увидеть в этом знак Божьего одобрения совершённому им акту измены.