— Он, что, рехнулся? — спросил Труслоу, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Не думаю. — сказал Старбак и крикнул, приложив ко рту сложенные лодочкой ладони, — Адам!

Фальконер-младший огляделся и направился к Старбаку, приветливо улыбаясь:

— А я тебя искал, Нат!

— Пригнись, Адам!

— Зачем? Никто ведь не стреляет?

Адам поднял голову, и северяне засвистели, заулюлюкали. Кто-то зычно осведомился, чего Адаму надо. Вместо ответа Фальконер-младший помахал рукой.

— Что ты, во имя всего святого, здесь делаешь? — спросил Старбак, не покидая укрытия за избитой корягой.

— То, что ты мне и советовал. — Адам, надевший свои лучшие туфли, поколебался миг, но потом, болезненно сморщившись, шагнул в лужицу грязи, обойти которую не представлялось возможным, — Добрый день, Труслоу. Как поживаете?

— Бывало и лучше.

— Я встречался с вашей дочерью в Ричмонде и, боюсь, был с ней нелюбезен. Будьте так добры, извинитесь перед ней от меня.

Добравшись до полоски сухого грунта, где прятались Натаниэль с сержантом, он встал у бревна, ничуть не таясь, словно никакой битвы здесь и в помине не было. Впрочем, да, в этой части долины не было. Солдаты обоих армий выглянули из укрытий поглядеть на чудака, без малейшей опаски разгуливающего в самой гуще сражения. Офицер-янки вновь окликнул Адама, спрашивая, что ему нужно? Адам жестами показал, что через мгновение всё станет ясно, Старбаку же он сказал:

— Ты был прав, Нат.

— Адам, ради Бога, пригнись!

— Мне ничего не угрожает, Нат. А что я делаю… Я меняю стороны. Делаю то же, что несколько ранее сделал ты сам. Я иду сражаться за Север. «Дезертирую», если так тебе понятнее. Не хочешь пойти со мной?

— Адам, пригнись, прошу.

Фальконер-младший окинул отстранённым взглядом ручей и усеянный трупами склон:

— Помнишь 23-й Псалом, Нат? Я иду долиною смертной тени и не убоюсь зла. Больше никогда не убоюсь.

Сунув руку во внутренний карман сюртука, он вынул пачку перевязанных зелёной ленточкой писем:

— Не мог бы ты передать их Джулии?

— Адам! — опять воззвал к его благоразумию Натаниэль.

— Это её письма. Я возвращаю их. Она отказалась пойти со мной, видишь ли. Мы поговорили по душам и, прояснив жизненные позиции друг друга, пришли к выводу, что жениться нам незачем.

Адам бросил связку писем на мундир Старбака, заметил Библию и, подняв её, перелистал:

— Неужели почитываешь Писание, Нат? А я думал, что ты поменял её на что-нибудь более полезное в твоём нынешнем занятии, например, на пособие по забою свиней. Молоденьких.

Он посмотрел поверх раскрытой книги в глаза Натаниэлю:

— Почему бы тебе не встать и не пойти со мной, Нат? Ради спасения своей души, друг мой?

— Пригнись, Адам!

Страх в его голосе позабавил Адама:

— Меня ведёт Господь наш, и Он бережёт меня, Нат! А как насчёт тебя? Ты лошадка другой масти? — он достал карандаш, сделал в Библии пометку, бережно положил её рядом с письмами Джулии и, помолчав, продолжил, — Несколько минут назад я объявил отцу, что именно намерен сделать, но, хоть я попробовал растолковать ему, что всего лишь следую воле Господа, он, по-моему, уверен, что это твоих рук дело скорее, нежели нашего Творца.

Адам обернулся на занятый южанами косогор и, опять повернувшись к Старбаку, произнёс:

— До свидания, Нат.