Изменить размер шрифта - +
Если его спрашивали прямо, он отвечал, что хвастовство не к лицу солдату, при этом касался, словно невзначай, перевязи и с удовлетворением отмечал, как мужчины уважительно выпрямляются, а женщины млеют. Он свыкся с лестью, свыкся со званием героя и правду о том дне загнал в самые глубокие омуты памяти.

— Так ты герой или нет, Фальконер? — требовательно спросил Дэниел.

— Каждый, кто был под Манассасом, герой. — напыщенно ответил Фальконер.

Дэниел, ухмыльнувшись, повернулся к адвокату:

— Ему следовало пойти в законники, да, Делани? Навалил кучу слов, а прямого ответа так и не дал.

Бельведер Делани оторвался от чистки ногтей и добродушно улыбнулся редактору. Скользкому, хитрому сибариту Делани Фальконер не верил ни на грош. Адвокат носил форму Конфедерации, но чем он мог заниматься в армии, полковник и представить не мог. Поговаривали, что Делани — хозяин небезызвестного борделя миссис Ричардсон на Маршалл-стрит и закрытого для посторонних элитного дома свиданий на Франклин-стрит. Если это было правдой, то, собирая стекающиеся в оба бардака сплетни, Делани должен был обладать чрезвычайно глубокими познаниями относительно личной жизни лидеров Конфедерации, и, безусловно, делился сведениями с Дэниелом.

— Герои нам нужны. — Дэниел перевёл взор с Делани на мокрые дорожки и раскисшие овощные грядки сада. От коптильни поднимался дымок. Там для президена коптились окорока, — Слыхали о Генри и Донельсоне?

— Да. — сказал Фальконер.

Форты Донельсон и Генри в Тенесси пали, открыв янки дорогу на Нэшвилль. На востоке северяне нанесли удар с моря, захватив остров Роанок в Северной Каролине.

— А как тебе понравится, Фальконер, — Дэниел вперил в виргинца холодный немигающий взгляд, — если я скажу, что Джонстон близок к оставлению Сентервилля и Манассаса?

— Не может быть! — вырвалось у Фальконера.

Новость поразила его. Слишком много пядей священной виргинской земли уже оккупировал враг, и отдавать ему без боя ещё?!

— Может. — Дэниел подкурил длинную чёрную сигару, сплюнул откушенный кончик и выпустил дым, — Джонстон хочет отойти за Раппаханнок. Считает, что там можно организовать более эффективную оборону, чем под Сентервиллем. Пока решение сохраняют в тайне, то есть о нём известно донельзя ограниченному кругу лиц: Джонстону, Дэвису, мне, тебе и половине ублюдочной армии янки. Можешь предположить, что намерен делать твой вяленый президент?

— Уверен, он, вступив в должность, отменит решение и будет сражаться!

— Сражаться? Ха! Вряд ли Джефф Дэвис знает значение слова «сражаться». Он делает то, что нашамкает ему на ухо бабулька Ли. Осторожность, осторожность и ещё раз осторожность! Вместо драки, Фальконер, Дэвис намерен предложить нам день всеобщего поста и молитв. Каково, а? Мы поморим себя денёк голодом, а Господь Всемогущий взамен снизойдёт к нашим мольбам. Что ж, если Джефф Дэвис хочет поголодать ради Бога, то ради Бога, я не против. Судя по его впалым щекам, пост для него — любимое средство от всех жизненных неурядиц. Но я пожрать люблю. Я привык питаться обильно и регулярно. Ты, Делани, как мне сдаётся, тоже?

— Обильно, регулярно и вкусно, Джон. — хохотнул адвокат, оглядываясь на скрип двери, распахнувшейся на дальнем конце веранды.

Вошёл мальчик лет четырёх-пяти с обручем в руках и несмело улыбнулся чужакам:

— Няня разрешила мне тут поиграть.

Дэниел рявкнул на карапуза (в котором Фальконер предположил старшего сына президента):

— Хочешь плётки отведать? А ну, выметайся отсюда, живо!

Мальчишка убежал в слезах, а редактор продолжил просвещать полковника:

— Мы не только оставляем Сентервилль, Фальконер.

Быстрый переход