– Это не послужит интересам вашей страны, равно как и нашей, – отозвался Ратледж.

А вот кому это нанесёт более значительный ущерб? – подумал он, но промолчал. Китайцы знали это и так, говорить не требовалось.

– А как относительно статуса наибольшего благоприятствования для нашей страны и вступления Китая во Всемирную торговую организацию? – потребовал ответа министр иностранных дел.

– Господин министр, Америка не может благосклонно относиться к любому из этих вопросов, до тех пор пока ваша страна надеется получить открытые экспортные рынки для себя и одновременно закрывает свои импортные рынки для нас. Торговля, сэр, означает равноправный обмен ваших товаров на наши, – снова напомнил Ратледж – примерно в двенадцатый раз после ланча. Может быть, на этот раз китаец поймёт наконец. Но это было несправедливо. Он уже давно понял все, просто не желал признавать факт. Это была всего лишь внутренняя китайская политика, выраженная на международной арене.

– Вы снова диктуете Китайской Народной Республике! – ответил Шен с гневом, настоящим или притворным, словно Ратледж занял его место на парковочной площадке.

– Нет, господин министр, мы не делаем этого. Это вы, сэр, пытаетесь диктовать Соединённым Штатам Америки. Вы настаиваете на том, чтобы мы приняли ваши условия в области торговли. В этом, сэр, вы ошибаетесь. Мы не видим необходимости покупать ваши товары в ничуть не большей степени, чем вы хотите покупать наши. – Просто вам нужна наша твёрдая валюта чертовски больше, чем нам ваши игрушки, чтобы их жевали наши проклятые собаки!

– Мы можем покупать авиалайнеры у корпорации, выпускающей аэробусы, с такой же лёгкостью, как ваши «Боинги».

Ситуация действительно становилась утомительной. Ратледжу хотелось ответить: но без наших долларов как вы собираетесь расплачиваться за них? Но «Аэробус» предоставлял отличные кредитные условия для своих покупателей. Это был ещё один способ, с помощью которого европейское предприятие, получающее субсидии от правительства, вело «справедливую» игру на международном рынке, конкурируя с частной американской корпорацией. Вместо этого он ответил:

– Да, господин министр, вы можете сделать это, а мы можем закупать товары в Тайване, Корее, Таиланде или в Сингапуре с такой же лёгкостью, как и у вас. – А вот они будут точно покупать авиалайнеры у «Боинга»! – Но это не послужит интересам ни вашей страны, ни нашей, – рассудительно закончил он.

– Мы – суверенная страна и суверенный народ, – огрызнулся Шен, продолжая линию, которой он придерживался раньше, и Ратледж пришёл к выводу, что риторика всё‑таки берет верх в этом многословии. Такая стратегия приносила успех много раз в прошлом, но теперь у Ратледжа была инструкция не обращать внимания на все дипломатические спектакли, а китайцы просто ещё не поняли этого. Может быть, понадобится ещё несколько дней, решил он.

– Мы тоже, господин министр, – ответил Ратледж после того, как Шен закончил. Затем он намеренно посмотрел на часы, и тут Шен понял намёк.

– Предлагаю перенести нашу следующую встречу на завтра, – сказал министр иностранных дел КНР.

– Отлично. Надеюсь снова увидеть вас утром, господин министр, – ответил Ратледж, вставая и протягивая руку министру. Остальные делегаты сделали то же самое, хотя у Марка Ганта не оказалось сегодня коллеги на противоположной стороне стола и он не смог проявить свою вежливость.

Американская делегация спустилась вниз, к ожидавшим их автомобилям.

– Да, это была оживлённая дискуссия, – заметил Гант, как только они вышли наружу.

На лице Ратледжа появилась довольная улыбка.