Изменить размер шрифта - +

– Скажите, будет ли проводиться заупокойная служба в память вашего мужа? Если будет, то мы просим вашего разрешения, мэм, заснять её. – Вайс так и не научился говорить: о‑ваш‑любимый‑теперь‑он‑мёртв‑что‑вы‑чувствуете? – как требовала школа журналистики. Будучи репортёром, он видел слишком много смертей, гораздо больше, чем любой морской пехотинец, и так происходило по всему миру. К этой женщине примчался парень на бледном коне и унёс у неё нечто драгоценное, и оставшаяся пустота чувств может быть наполнена только слезами, а этот язык являлся универсальным. Хорошей новостью было то, что такие чувства понимали люди во всем мире. Плохая же заключалась в том, что такие эмоции отрицательно действовали на оставшихся в живых. Самому Вайсу временами было трудно удержаться от слез.

– Я не знаю. Обычно мы собирались на молитвенные службы в нашем доме, но полиция не пропускает меня в дом, – сказала ему женщина.

– Может быть, я смогу помочь вам? – вполне искренне предложил Вайс. – Иногда полиция прислушивается к мнению таких людей, как мы. – Он сделал жест в сторону живой стены полицейских, стоящих в двадцати метрах. И тут же негромко бросил Никольсу: – Камеру на плечо.

Американцам было трудно представить себе, как все это выглядело для полицейских, но вдова Ю пошла к ним в сопровождении чернокожего американца и белого оператора с камерой на плече.

Она начала говорить со старшим полицейским, причём Вайс держал микрофон между ними, говорила спокойно и вежливо, спрашивая разрешения войти в свой дом.

Полицейский сержант покачал головой в универсальном, понятном всем жесте отрицания: Нет, нельзя. Для этого перевода не требовалось.

– Одну минуту, миссис Ю. Вы не могли бы перевести мои слова? – Она кивнула. – Сержант, вы знаете, кто я и чем я занимаюсь, верно? – Ответом был короткий, не слишком вежливый кивок. – По какой причине вы не разрешаете этой даме войти в свой дом?

– Мне дан приказ, – перевела Чунь.

– Понимаю, – ответил Вайс. – А вы понимаете, что это будет выглядеть плохо для вашей страны? Люди во всем мире увидят это и сочтут ваше поведение недостойным.

Ю Чунь перевела сержанту слова репортёра.

– Мне дан приказ, – повторил сержант с переводом Чунь. Стало ясно, что дальнейшая беседа со статуей будет бесполезной.

– Может быть, вы позовёте своего начальника, – предложил Вайс. К его удивлению, сержант тут же воспользовался предложенной возможностью, поднёс к губам портативное радио и вызвал участок.

– Сейчас придёт мой лейтенант, – перевела Ю Чунь. Было очевидно, что сержант почувствовал облегчение, после того, как ему удалось переложить ответственность на кого‑то другого. Теперь лейтенант будет отчитываться перед самим капитаном, начальником участка.

– Отлично, давайте пройдём в автобус и подождём его, – пригласил Вайс. Войдя в автобус, миссис Ю закурила китайскую сигарету без фильтра и попыталась взять себя в руки. Никольс опустил камеру, и все сели, стараясь использовать несколько минут для отдыха.

– Сколько лет вы были замужем за преподобным Ю? – спросил Вайс.

– Двадцать четыре года, – ответила женщина.

– У вас есть дети?

– Сын. Он учится машиностроению в университете Оклахомы, – сообщила миссис Ю телевизионной группе.

– Пит, – негромко сказал Вайс, – подними антенну и включи её.

– Понял. – Оператор включил систему. На крыше минивэна маленькая дисковая антенна повернулась на пятьдесят градусов в горизонтальной плоскости, на шестьдесят в вертикальной и замкнулась на спутник связи, которым они обычно пользовались в Пекине.

Быстрый переход