Наверно, то, что он увидел в лагере, потрясло его, – продолжал Головко. – Он только сказал, что это было ужасно и доказывает правильность выбранного им пути. Он сказал, что после Освенцима воевал особенно успешно – убивал ещё больше немцев.
– А как относительно того, что делал…
– Ты имеешь в виду, что делал Сталин? Мы никогда не говорили об этом в семье. Мой отец служил в НКВД, ты ведь знаешь это. Он считал, что всё, что делало государство, является правильным. Это мало отличалось от того, что делали фашисты в Освенциме, согласен, но он смотрел на это по‑другому. Тогда было другое время, более жестокое. Насколько я помню, твой отец тоже участвовал в этой войне.
– Да, парашютист, в 101‑й воздушно‑десантной дивизии. Он почти не рассказывал об этом, говорил только, что происходили странные вещи. Он сказал, что ночное десантирование в Нормандии было пугающим, и это все – он никогда не рассказывал о том, как чувствуешь себя, когда бежишь в темноте, а вокруг тебя свистят пули.
– Да, мало удовольствия быть солдатом в бою.
– Не думаю, что это особенно весело. Правда, посылать людей в бой убивать других людей тоже не доставляет особого удовольствия. Черт побери, Сергей! Я обязан защищать людей, а не рисковать их жизнями.
– Значит, ты не похож на Гитлера. И не похож на Сталина, – добавил русский. – Могу заверить тебя, что Эдуард Петрович тоже не похож на этих монстров. Сейчас мы живём в спокойном мире, более спокойном, чем тот, в котором жили наши отцы и дяди. И всё‑таки недостаточно спокойном. Когда ты узнаешь, как реагировали наши китайские друзья на вчерашние события?
– Надеюсь, что скоро, но мы не уверены в результате этих событий. Ты ведь знаешь, как все происходит.
– Да. Ты полагаешься на донесения своих агентов, но не знаешь, когда они поступят, и ожидание ведёт к разочарованию. Иногда тебе хочется свернуть им шеи, но это глупо и неправильно с моральной точки зрения.
– Какова реакция общества? – спросил Райан. Русские узнают об этом скорее, чем его люди.
– Никакой реакции, господин президент. Никаких комментариев среди граждан. Этого следовало ожидать, но всё‑таки неприятно.
– Если китайцы начнут наступление, вы сможете остановить их?
– Президент Грушевой задал именно этот вопрос Ставке, своим генералам, но они пока не дали определённого ответа. Нас беспокоит оперативная безопасность. Мы не хотим, чтобы в КНР знали, что нам что‑то известно.
– Это может нанести вам вред, – предостерёг его Райан.
– Сегодня утром я сказал это, но у военных своё мнение, верно? Мы объявили мобилизацию, и в механизированные войска поступили приказы о боевой готовности. Но буфет, однако, как говорите вы, американцы, в настоящее время пуст.
– Что ты сделал с людьми, которые пытались убить тебя? – спросил Райан, меняя тему.
– Главный субъект находится сейчас под постоянным наблюдением. Если он вздумает что‑то предпринять, тогда мы поговорим с ним, – пообещал Головко. – Как тебе известно, он действует по заданию китайцев.
– Да, я слышал об этом.
– Ваш представитель ФБР в Москве, этот Райли, очень способный парень. Мы могли бы найти ему место во Втором Главном управлении.
– Да, Дэн Мюррей высоко ценит его.
– Если эта китайская война зайдёт дальше, нам понадобится группа связи между вашими военным и нашими.
– Действуй через Верховного главнокомандующего объединёнными силами НАТО в Европе, – сказал Райан. Он уже подумал об этом. – Ему даны инструкции сотрудничать с вашими людьми.
– Спасибо, господин президент. Я передам это в Ставку. |