– Вас зовут Максимов, Игорь Ильич, – начал допрос Ефремов. – Вы встретились со своим другом Климентием Ивановичем Суворовым, для того чтобы обсудить подробности намеченного преступления. Мы хотим услышать от вас, о чём шёл разговор.

– Товарищ Ефремов, сегодня утром я встретился со своими друзьями за чашкой кофе. Мы поговорили, вспомнили прошлое, и потом я ушёл. Мы ничего не обсуждали. Я не знаю, о чём вы говорите.

– Да, конечно, – ответил майор ФСБ. – Скажите, вы знакомы с двумя бывшими спецназовцами вроде вас, Амальриком и Зимяниным?

– Я слышал эти имена, но не знаю их в лицо.

– Вот их лица. – Ефремов передал ему фотографии, присланные из ленинградской милиции. – Боюсь, что это зрелище не слишком приятно.

Выражение на лице Максимова не изменилось, но он стал рассматривать фотографии с интересом.

– Что с ними случилось?

– Они выполнили задание вашего товарища, Суворова, но ему, по‑видимому, не понравились результаты. По этой причине они отправились плавать в Неве. Максимов, мы знаем, что вы служили в спецназе. Нам известно, что вы зарабатываете на жизнь преступным путём, но сегодня это нас не интересует. Мы хотим точно знать, о чём вы говорили сегодня в кафе. Вы расскажете нам об этом добровольно или после применения принудительных мер. Выбирайте. – Когда это требовалось, Ефремов мог говорить со своими официальными гостями очень жёстким тоном. В данном случае этого не потребовалось. Насилие было знакомо Максимову, по крайней мере, когда оно исходило от него. Ему не хотелось познакомиться с насилием, применённым к нему.

– Что вы можете предложить мне за откровенность?

– Я предлагаю вам свободу в обмен на сотрудничество. Вы покинули встречу до того, как было принято окончательное решение. Вот почему вы здесь. Итак, вы хотите говорить сейчас или вам нужно несколько часов для того, чтобы передумать?

Максимов не был трусом – в спецназе таких немного, знал Ефремов, – но он был реалистом, и реализм говорил ему, что он ничего не выиграет, отказавшись сотрудничать.

– Он предложил мне и остальным принять участие в убийстве. Полагаю, что это должна быть трудная операция, в противном случае зачем ему столько людей? Каждый из нас должен был получить двадцать тысяч евро. Я решил, что моё время стоит дороже.

– Вы знаете, кого предполагалось убить?

Максимов покачал головой.

– Он не сказал, а я не спросил.

– Это хорошо. Видите ли, целью покушения должен стать президент Грушевой.

– Но это государственная измена, – выдохнул бывший сержант спецназа, стараясь создать впечатление, что он никогда бы не согласился принять участие в этом преступлении. Да, он быстро учился.

– Верно. Скажите, двадцать тысяч евро – это хорошая цена за убийство?

– Я не знаю. Если вы хотите, чтобы я сказал вам, что я убивал за деньги, – нет, товарищ Ефремов, я не скажу этого.

Но ты убивал за деньги и, наверно, принял бы участие в этом покушении, если бы цена была достаточно велика. В России двадцать тысяч евро – это большая сумма.

Но Ефремову нужно было поймать гораздо более крупную рыбу.

– На совещании присутствовали трое других. Кто они?

– Все ветераны спецназа. Илья Суслов и я служили вместе к востоку от Кандагара. Илья – великолепный снайпер. Об остальных я только слышал, но вместе мы не служили.

Снайпер. Это полезные сведения, ведь президент Грушевой появляется на публике очень часто. Между прочим, он должен выступить на митинге уже на следующий день.