– Да, сэр, но это практически мирное строительство. По ним никто не наносит удары, – ответил младший офицер, наблюдая за тем, как мост вырастает ещё на одну секцию. – Кроме того, проект моста очень эффективен.

– Русский?

Майор кивнул:

– Да, сэр. Мы тоже скопировали этот дизайн.

– Сколько времени им потребуется?

– При той скорости, с какой они работают? Примерно час, может быть, чуть больше.

– Вернёмся к бою, – приказал генерал.

– Сержант, обратно к хребту, – сказал офицер сержанту, который управлял полётом БПЛА. Через тридцать секунд на экране появилось изображение чего‑то, напоминающего танк, погруженный в грунт, окружённый китайскими пехотинцами.

– Господи, там идёт настоящая битва, – произнёс Уоллас, лётчик‑истребитель по профессии. Идея боя в грязи казалась ему такой же противоестественной, как анальный секс.

– Они не смогут продержаться долго, – сказал майор. – Смотрите, китайские солдаты уже позади нескольких бункеров.

– И взгляни на всю эту артиллерию.

* * *

В общей сложности сотня тяжёлых полевых орудий обстреливала сейчас неподвижный взвод Команова. Это означало, что на каждый бункер был сконцентрирован огонь целой батареи. Несмотря на то что погруженный в грунт бетонный бункер был очень тяжёлым, он сотрясался от разрывов, воздух внутри наполнился цементной пылью, и Команову с его людьми было непросто следить за всеми целями.

– Это становится интересным, товарищ лейтенант, – заметил наводчик, посылая в цель пятнадцатый снаряд из главного орудия.

Команов находился в башне на своём командирском сиденье, оглядываясь вокруг и видя, к своему изумлению, что его бункер и все остальные бункеры его взвода не могут справиться с атакующими китайцами. Это было явление интеллектуального знания, совмещающегося наконец с тем, что его мозг уже давно понимал, как самый обыкновенный здравый смысл. Он действительно не был непобедимым внутри бункера.

Несмотря на своё мощное танковое орудие и два тяжёлых крупнокалиберных пулемёта, он был не в силах справиться со всеми этими насекомыми, жужжащими вокруг него. Это было равносильно борьбе с мухами с помощью молотка для колки льда. Он прикинул, что его экипаж своими руками убил или ранил примерно сотню нападающих – но не уничтожил ни единого танка. Где же эти танки, подбить которые ему так хотелось? Он мог хорошо справиться с этой работой. Но, чтобы избавиться от пехоты, ему требовался артиллерийский огонь поддержки, а также свои пешие солдаты. Без них он походил на большую скалу на берегу моря, прочную и нерушимую, но волны просто омывают её со всех сторон. Это и происходило сейчас, но затем Команов вспомнил, что волны изнашивают скалы и, в конце концов, опрокидывают их. Его война продолжалась три часа, даже меньше, и он был окружён со всех сторон. Если он хочет выжить, скоро наступит момент, когда придётся уходить.

Эта мысль привела его в ярость. Покинуть свой пост? Убежать с него? Однако затем он вспомнил, что получил приказ, позволяющий ему поступить таким образом, если и когда его пост станет непригодным для обороны. Он получил этот приказ с уверенной усмешкой. Убежать из неприступной мини‑крепости? Какая чепуха. Но теперь он остался один. Каждый из его постов стал одиночкой.

И – башня зазвенела, словно колокол от прямого попадания тяжёлого снаряда, и затем…

– Проклятье! – завопил наводчик. – Проклятье! Мою пушку повредили!

Команов выглянул в одну из своих смотровых щелей и увидел… да, он увидел это.

Ствол орудия был обожжён и… действительно изогнут. Неужели такое возможно? Ствол танкового орудия является одной из самых прочных структур, изготовленных человеком, – но он слегка изогнут.