|
Их манеры, слова и поступки были ему чужды, и он тщетно пытался как-то классифицировать их. Он хотел бы полюбить этих людей, даже Жакетту, которая вымотала из него всю душу. Он открывал в их жизни изящество, гармонию, искренность, которые пленяли его. Но время от времени он холодно повторял про себя: "И все же Сент-Илер был убит!" Кем-то из них - это было почти очевидно. А именно Жакеттой, если в научных методах остался хоть какой-нибудь смысл. И он начинал ненавидеть их всех, включая покойного, включая юношу, при встрече с которым он сильнее, чем когда бы то ни было, ощутил тоску по отцовству. Ну почему эти люди не такие, как все? Почему он должен верить, будто им неведома корысть и низкие страсти? Невинная история слишком возвышенной любви вдруг стала раздражать его. Он перестал в нее верить и принялся искать другое объяснение, более доступное его опыту. Разве две женщины, столько лет любившие одного мужчину, не должны возненавидеть друг друга? Разве семейство, породненное с большинством царствующих домов Европы, не воспримет как угрозу своему престижу смехотворный брак двух стариков? Но никто из них не таил злобы на ближнего. Никто не имел врагов. Все жили в мире и согласии, кроме Алена Мазерона и его жены, которые все же разошлись. Взбешенный нескончаемым бормотанием, Мегрэ чуть было не распахнул рывком дверь, но его остановил укоризненный взгляд Жанвье. Этот тоже подпал под обаяние! - Надеюсь, ты поставил охрану в коридоре? Мегрэ дошел до того, что заподозрил, будто престарелый священник сбежит вместе со своей кающейся прихожанкой. И все же он чувствовал, что истина где-то близко, - но нужная мысль ускользала. Все было очень просто, и он это знал. Если подумать, то все человеческие драмы очень просты. Уже вчера, уже этим утром у него возникали неясные догадки. Кто-то деликатно постучал в дверь кабинета, и комиссар подскочил на месте. - Проводить вас? - осведомился Жанвье. - Если не трудно. В дверях стоял аббат Барро, в самом деле очень старый, весь высохший, как скелет, с растрепанными, очень длинными волосами, похожими на нимб. Его заношенная сутана лоснилась, на ней пестрели грубые заплаты. Жакетта по-прежнему очень прямо сидела на своем стуле. Изменилось только выражение ее лица. Напряжение исчезло, борьба была окончена. Она больше не бросала вызов, не собиралась упрямо хранить молчание. Улыбки не было, но все ее лицо светилось безмятежностью. - Простите, господин комиссар, что я заставил вас так долго ждать. Видите ли, проблема, которую мадемуазель Ларрье предложила моему вниманию, весьма деликатного свойства, и я должен был тщательно рассмотреть ее, прежде чем дать ответ. Признаюсь, я чуть было не попросил разрешения позвонить епископу, чтобы спросить у него совета. Жанвье, пристроившись на краю стола, торопливо записывал. Мегрэ, чтобы соблюсти приличия, занял свое место. - Садитесь, господин аббат. - Вы позволите мне остаться? - Полагаю, ваша прихожанка все еще нуждается в добрых советах? Священник уселся, вытащил из-под сутаны самшитовую табакерку и взял понюшку. Этот жест и крошки табака на выцветшей сутане опять вызвали в памяти у Мегрэ что-то давно забытое. |
