|
Толпа всколыхнулась, расступилась, и два человека в белых халатах прошли в мастерскую, откуда вышли через несколько минут с носилками, на которых лежало тело, накрытое простыней. Задняя дверца машины захлопнулась. Человек в рубашке без пристежного воротничка, - несомненно Джакоми-сын, накинувший только пиджак поверх рабочей одежды, - сел рядом с шофером, и скорая помощь укатила. - Он умер? - спрашивали люди полицейского, по-прежнему стоявшего на своем посту. Тот не знал. Ему это было безразлично. Знание таких деталей не входит в круг его обязанностей. В мастерской плакала какая-то женщина; растрепавшиеся седеющие волосы падали ей на лицо; порой она всхлипывала так громко, что слышно было на улице. Сперва один, потом другой, потом третий решили, что пора уходить. Матери высматривали детей - надо было продолжить обход лавочек квартала. Толпа мало-помалу редела, но народу оставалось достаточно, чтобы заслонять дверь. Парикмахер с расческой за ухом говорил с сильным генуэзским акцентом: - Я все видел, вот как вас вижу - клиентов не было, а я стоял в дверях салона. Действительно, через несколько домов висел цилиндр с голубыми и красными полосами, служащий вывеской парикмахерским. - Почти каждое утро он ненадолго останавливался поболтать со мной. Я брил его по средам и субботам. Сколько помню, он всегда выглядел так же, как сегодня утром. А ведь ему уже было восемьдесят два. Постойте-ка... Нет, восемьдесят три. Когда Мария, его последняя внучка, вышла замуж, - это было четыре года тому назад, - я помню, он мне сказал... И парикмахер принялся вычислять точный возраст старика Аиджелино, которого только что без его ведома увезли далеко от этой улицы, где он прожил так долго. - Вот в одном он не признался бы ни за что на свете: что света-то он как раз и не видит, Он носил очки с толстыми стеклами в старинной серебряной оправе. То и дело протирал их большим красным платком и снова надевал. Но, по правде говоря, они не очень ему помогали. Именно поэтому, а вовсе не из-за больных ног - ноги-то у него и сейчас были как у двадцатилетнего, - он ходил с палочкой. И каждое утро, ровно в половине одиннадцатого... Итак, рассуждая логически, Мегрэ должен был оказаться у мастерской в это время. Накануне он так и решил. Именно старика Анджелино он хотел повидать и кое о чем спросить. Как обернулось бы все, если бы Мегрэ приехал вовремя, если бы не проспал, не торчал у окна, если бы остановилось такси, если бы он не зашел купить трубку на Пятой авеню? - Ему повязали вокруг шеи толстый шерстяной вязаный шарф красного цвета. Старик никогда но носил пальто, даже в разгар зимы. Он шел мелкими размеренными шажками, жался к стенам домов, и я знал, что палка нужна ему, чтобы нащупывать дорогу. Вокруг оставалось всего с полдюжины слушателей, а так как Мегрэ казался самым внимательным, самым заинтересованным, парикмахер в конце концов стал обращаться только к нему. - Перед каждой или почти перед каждой лавкой он делал рукой приветственный жест - он всех тут знал. На углу на секунду останавливался на краю тротуара, прежде чем перейти через дорогу, - он всегда обходил три группы домов. Сегодня утром все было как обычно. Я видел его... Говорю вам, видел, как он сделал несколько шагов по мостовой. Почему я отвернулся в эту минуту? Сам не знаю... Может, подмастерье мне что-то крикнул из салона - дверь-то была открыта. Надо будет спросить его, это интересно. Я отчетливо слышал шум машины. Она была метрах в ста от меня. Потом раздался странный звук. |
