- Вот уже полгода, как я выдерживаю их осаду или, вернее, уступаю им пядь за пядью. Их четверо, и двое из них сицилийцы.
- Эта сторона дела меня не интересует, - возразил Мегрэ.
- Знаю... Вчера, когда вы пришли в гостиницу, я хотел поговорить с вами, но Джоз мне помешал.
Лицо его стало злым, в глазах уже не было ничего человеческого, но Мегрэ знал, какой болью вызван этот жуткий холод.
- Представьте себе, - тихо произнес Маленький Джон, - что значит иметь сына, мать которого ты убил, и всю жизнь любить ее!
Чтобы не мешать разговору, Мак-Джилл пересел в стоявшее в углу кресло, где только что сидел Парсон, - подальше от собеседников.
- Не буду рассказывать вам о том, что произошло когда-то. Я себя не оправдываю и ни на что не жалуюсь. Понимаете, что я хочу сказать? Я ведь не Жозеф Домаль. Вот его я должен был бы убить. И все же я хочу, чтобы вы знали.
- Я знаю.
- Знайте, что я любил ее и люблю до сих пор и думаю, что так не любил ни один человек. Потерпев полное крушение, я... Впрочем, не стоит об этом.
И Мегрэ серьезно повторил:
- Не стоит.
- Думаю, что я за все заплатил дороже, чем меня могло бы заставить заплатить человеческое правосудие. Вы сейчас не дали Домалю дойти до конца. Я надеюсь, комиссар, вы мне верите?
И Мегрэ дважды утвердительно кивнул головой.
- Я хотел исчезнуть вместе с нею. Потом решил взять вину на себя. Но он меня удержал - боялся влипнуть в грязную историю.
- Я понял.
- Это он побежал за корзиной из ивовых прутьев к себе в комнату. И предложил бросить ее в реку. Но этого я не мог. Тут есть еще одно обстоятельство, об этом вы не могли догадаться. Пришел Анджелино. Он видел. Он знал. Он мог донести на меня. Жозеф настаивал, чтобы мы уехали немедленно. И вот два дня...
- Понимаю. Два дня вы держали ее у себя.
- Анджелино никому ничего не рассказал. Жозеф с ума сходил от бешенства. А я был в таком ужасном состоянии, и его присутствие было мне так отвратительно, что я отдал ему последние деньги, чтобы он все сделал. Он купил по случаю грузовичок. Мы сделали вид, что переезжаем на другую квартиру, и погрузили все, что у нас было... Отъехали на пятьдесят миль от города, и в лесу, на берегу реки, я...
- Замолчи, отец, - раздался умоляющий голос Мак-Джилла.
- Это все. Я сказал, что заплатил все, заплатил всем, чем только мог. Заплатил сомнениями. И это было самое страшное. Ведь долгие месяцы я продолжал сомневаться, я говорил себе, что, может быть, это не мой ребенок, что, может быть, Джесси солгала мне. Я отдал его одной порядочной женщине, которую знал и которой доверял, - я не хотел его видеть... И еще долго считал, что не имею права видеть его. Человек не имеет права видеть ребенка от... Но разве я мог рассказать вам все это, когда Жан привез вас в Нью-Йорк? Жан тоже мой сын. Но не сын Джесси... Скажу вам правду, комиссар, и Джоз это тоже знает: через несколько лет я стал надеяться, что снова стану таким же человеком, как все, а не каким-то автоматом. Я женился. Женился без любви. Так принимают лекарство. У меня появился ребенок. Но я не смог жить с его матерью. Она мне... Она сама потребовала развода. Уехала в Южную Америку и там начала новую жизнь. Вам известно, что Джоз исчез, когда ему было лет двадцать. В Монреале он угодил в среду гангстеров, примерно вроде той, в которой, как вы видели, вращался Парсон. Старуха Мак-Джилл умерла. Я потерял следы Джоза и понятия не имел, что он живет в нескольких метрах от меня, на Бродвее, среди известных вам людей. |