|
Но менять имя при такой жизни – это естественно. Меня крайне взволновало, что она назвалась Арлеттой и что у нее документы Жанны Леле. Представьте себе, я знала семью Леле. Комиссар терпеливо слушал, посматривая на падающий снег. – Чтобы убедиться, я показала фотографию трем весьма почтенным людям, которые хорошо знали Анну Мари, и все трое подтвердили: это она, дочь моего брата и невестки. – Ваш брат еще жив? – Умер, когда малышке было всего два года. Погиб при аварии на железной дороге. Возможно, вы помните – известная катастрофа в Руане. Я ему говорила… – Ваша невестка живет в Лизьё? – Она никогда оттуда не уезжала. Но, как я вам уже сказала, мы не встречаемся. Долго объяснять. Есть люди, не правда ли, с которыми нелегко поладить. Впрочем, оставим. – Оставим, – согласился Мегрэ. Потом спросил: – Кстати, как зовут вашего брата? – Трошен. Гастон Трошен. У нас большая семья, наверно, самая большая в Лизьё, и одна из самых старинных. Вы знаете наши края? – Нет. Был только проездом. – Но, конечно, видели на площади статую генерала Трошена. Это наш прадед. А когда вы выезжаете на дорогу в Кан, справа, стоит замок с шиферной крышей. Наш семейный замок. Теперь он принадлежит другим людям. После войны четырнадцатого года его выкупил один из новоиспеченных богачей. Брат оказался в трудном положении. – Простите за нескромный вопрос: чем он занимался? – Работал инспектором в лесном ведомстве. Невестка, дочь торговца скобяными товарами, скопившего немного денег, унаследовала десяток домов и две фермы. Пока брат был жив, ее принимали везде благодаря ему. Но после его смерти все поняли, что она не на своем месте; так в огромном доме невестка осталась одна. – Как вы думаете, она видела газету? – Разумеется. Фотография была на первой странице, а местную газету получают все. – Вас не удивляет, что она не дала нам о себе знать? – Нисколько, господин комиссар. И никогда этого не сделает – слишком горда. Держу пари, даже перед телом она поклянется, что это не ее дочь. Вот уже четыре года – я то знаю – она не имеет о ней никаких известий. Да и никто в Лизьё. Но терзается она не из за дочери, а из за того, что думают люди. – Вам известно, при каких обстоятельствах девушка ушла из дому? – А кто уживется с этой женщиной? Но есть и еще одна причина. Не представляю, от кого девочка унаследовала это, только не от брата, каждый скажет. В пятнадцать лет ее выставили из монастыря. И потом, выходя вечером на улицу, я не осмеливалась поднять глаз на темные закоулки, боясь увидеть ее там с каким нибудь мужчиной. Даже с женатыми. Невестка закрывала дочь на замок, думая, что поступает правильно, но метод то не из лучших девчонка еще больше бесилась. Рассказывают, однажды она вылезла в окно босиком и в таком виде разгуливала по улицам. – Нет ли какой приметы, которая помогла бы вам признать ее безошибочно? – Есть, господин комиссар. – Какая? – У меня, к сожалению, не было своих детей. Муж мой не отличался крепким здоровьем и вот уже много лет как болен. Когда племянница была совсем маленькой – мы еще поддерживали отношения с ее матерью, – мне случалось по родственному заниматься ребенком. И я запомнила на левой пятке девочки родимое пятно, маленькое коричневое пятнышко, которое так и не исчезло. Мегрэ снял трубку, набрал номер Института судебно медицинской экспертизы. – Алло!.. Уголовная полиция. Будьте добры, посмотрите левую ступню девушки, что доставили вчера… Да… Я подожду у аппарата… Проверьте, нет ли там чего особенного. |
