Изменить размер шрифта - +
- Забавные, черти! Очень я их люблю!
     - И даже Леони Бирар?
     - О, это штучка!
     - И Жермену Гастен?
     - Она будет всю жизнь есть себя поедом и съедать других за свой проступок... Если завтра вы будете еще здесь, приходите ко мне завтракать. Сегодня вечером мне необходимо съездить в Ла-Рошель...
     Наступила ночь. Мегрэ постоял еще немного на месте, выбил трубку о каблук, вздохнул, пошел к Луи и уселся за облюбованный им столик.
     Как раз напротив сидел с картами в руках Тео, изредка бросая на него хитрые взгляды, как бы говоря: "Ну как? Не сладко? То-то. Еще несколько лет, и ты станешь таким же, как они".

Глава 6
ПОХОРОНЫ ПОЧТАЛЬОНШИ

     Утром Мегрэ проснулся весь какой-то разбитый.
     И вовсе не потому, что сегодня должны были состояться похороны старой почтальонши. В такой солнечный день смерть Леони Бирар никого не волновала, в ней не видели ничего трагичного, и поэтому жители Сент-Андре, окрестных деревень и ферм одевались на эти похороны так же весело, как на свадьбу. Уже с самого утра Луи Помель, в белой накрахмаленной рубашке и черных брюках, но без воротничка и галстука, наполнил во дворе вином изрядное количество бутылок, которые он расставлял, как в дни ярмарки, не только за стойкой, но и на столе в кухне.
     Мужчины брились. Все должны были быть в черном, как, если бы вся деревня погрузилась в траур. Мегрэ вспомнил, как много лет назад его отец спросил у одной из его тетушек, зачем она купила себе еще и черное платье.
     - Видишь ли, у моей кузины рак груди и через несколько месяцев или недель она умрет... А мне не хочется перекрашивать в черный цвет одно из своих платьев.
     Ведь вещи так портятся от краски!
     Поистине в деревнях столько родственников, которые могут умереть не сегодня завтра, что почти вся жизнь проходит в трауре.
     Мегрэ тоже побрился.
     Он видел, что автобус ушел утром в Ла-Рошель полупустой, хотя и была суббота. Тереза подала ему наверх чашку кофе и горячую воду. Сегодня все ему казалось трагичным, и все это, видимо, потому, что он плохо спал.
     Всю ночь ему снились детские лица, он видел их крупным планом, будто в кино; они походили одновременно и на Жан-Поля, и на Марселя Селье, а на самом деле не имели ни малейшего сходства с ними.
     Он безуспешно пытался вспомнить свой сон: один из мальчиков - он не знал который, потому что все время их путал, - сердился на него. Мегрэ твердил себе, что их легко различить, так как сын учителя носит очки. Но он тут же увидел Марселя Селье в очках. Заметив, что комиссар удивился, мальчик сказал: "Я надел их только для того, чтобы идти на исповедь".
     Ничего трагичного не было и в том, что Гастен сидел в тюрьме: ведь лейтенант не очень-то верил в его виновность, а следователь тем более. Там ему сейчас было даже лучше, чем в деревне или у себя дома. А свидетельство одного человека, тем более свидетельство ребенка, - недостаточный повод для приговора.
     Но Мегрэ казалось все это более сложным. Это случалось с ним часто. Какое бы дело он ни вел, его настроения сменялись примерно в одном и том же порядке.
     Вначале видишь людей как бы с внешней стороны.
     В первую очередь замечаешь их маленькие странности, и это занятно. Затем мало-помалу влезаешь в их шкуру и задаешь себе вопрос, почему они поступают так или иначе, невольно ловишь себя на том, что начинаешь думать, как они, а это уже далеко не смешно.
     Лишь потом, гораздо позднее, когда узнаешь их поближе и уже ничему не будешь удивляться, можно, пожалуй, и посмеяться над ними, как доктор Брессель.
Быстрый переход