Изменить размер шрифта - +
Я знаю много об этих людях, я разложил немало из них на аккуратные столбцы формул и рекомендаций. Я выписывал мази от подагры и эликсиры от депрессий. Врач — словно канава, куда стекаются все людские нечистоты. Когда-то их, верно, выплескивали в переулках, но теперь общество вместе с паровыми экипажами получило множество подготовленных докторов.

Мои чертежи у Джеймса Монтгомери в запечатанном конверте. Забери их и реши, что с ними делать — мне застит глаза мизантропия и горечь моих ошибок, я не имею права их касаться.

Но у меня есть еще кое-что. Кроме чертежей в конверте и пустых сожалений. Во втором конверте у Джеймса — у патера Морна есть копия — хранится мое завещание. Я написал его когда убил Мери Келли. Тогда я знал, что все кончено.

Я оставляю тебе все, что у меня есть, кроме имущества в Вудчестере. Счет с остатками денег — тебе не хватит на безбедное существование, даже если ты читаешь это через пятьдесят лет после моей смерти и там накопились проценты. Но все же это сумма, способная решить немало проблем.

Я строил дом, для нас с Кэт. Она не хотела жить в Вудчестере, а я видел, что Альбион ее убивает. Дом в провинции Флер, в Вирлью. Тебе должно понравиться там — это тихое место. Дом стоит на горе, и иногда можно видеть спины пролетающих мимо птиц.

Из окон восточной части видно море. Дом остался недостроенным, и может быть денег на счету хватит на благоустройство. Но там уже можно жить, не испытывая никаких неудобств.

Это — моя собственность. Теперь твоя — я оформил все бумаги, ключи в конверте с завещанием. Что делать с этим домом — решай сам. Если ты отрекся от меня — продай его. Как говорится, на деньгах следов нет.

У меня кончается время. Я сказал какие-то не те слова. Не сказал самого важного, а что это — «самое важное» — кажется, до сих пор не понял.

 

Прости меня, Уолтер. Надеюсь, Сон, который смотрит Спящий о тебе будет счастливее, чем мой».

Уолтер опустил письмо. Первые слова Джека падали в пустоту и ему пришлось перечитывать три раза — ни душа, ни разум не отзывались, словно остались там, в горящем доме. Но с каждой строчкой каллиграфически выведенного прощания, он чувствовал, как оживает. Когда Джек писал эти строки, у него оставалось совсем немного времени до того момента, когда он встанет в центр креста на незастеленном бархатом участке эшафота. Когда Уолтер читал их — постепенно приходило осознание, что весь мир теперь снова открыт ему.

«Из окон иногда можно видеть спины пролетающих мимо птиц», — толкнулось в сознании, когда он опустил листы.

Эти же слова говорил ему Джек еще тогда, во время операции. Уолтер тогда понятия не имел ни о каком письме и мог поклясться, что Джек никогда не упоминал ни о каком доме. Он почти не общался с братом в последние месяцы перед его смертью и понятия не имел о том, что он что-то строит.

Значит, назойливый призрак действительно не мерещился ему? Или в какой-то момент фантом, порожденный измученным сознанием сменила настоящая тень брата?

Он вспомнил, что сначала видел Джека то в бордовом сюртуке, то в рубашке и жилете, а потом он стал являться ему в заляпанном кровью пальто. Что поначалу он подталкивал его на ужасные поступки, упиваясь жестокостью своих слов, а потом злоба в его словах сменилась скорее горькой иронией, игрой в самого себя, и несколько раз он по-настоящему помог ему.

Пациент пятьдесят три, тот, что смог совладать со своим безумием, говорил, что видит мертвых людей и говорит с ними.

Уолтер попытался вспомнить, что клирики говорили о призраках. Кажется, упоминаний этого явления почти не было, но Колыбели не настаивали на том, что люди уходят бесследно. В конце концов «Сон абсурден и зыбок», как часто говорили на проповедях.

Бекка вела аккуратно, предпочитая скорость мягкости поездки, понимая, что тряска скорее убьет Зои, чем небольшое промедление.

Быстрый переход