Зверев вошел в облаке морозного воздуха, румяный, резкий… несколько секунд двое зэков смотрели друг на друга.
– Ну, с Новым годом, что ли, – сказал наконец Зверев.
– С Новым годом, – отозвался Обнорский.
Зверев сел на доски рядом с ним. Их завезли в тамбур литейки всего два дня назад, доски еще хранили свежий хвойный запах.
– Как настроение? – спросил завхоз.
– Нормально, – пожал плечами негр.
– Может, отметим? По питерскому времени. Обнорский вытащил из внутреннего кармана часы. «Лонжин», отметил про себя Зверев, очень дорогой швейцарский хронометр.
– Поздно, – сказал журналист. – Уже и по питерскому опоздали.
Действительно, подумал Зверев, уже и по питерскому… опоздали.
– И тем не менее предлагаю отметить. Сашка распахнул полу и показал горлышко бутылки.
– Так у меня же работа, – не очень уверенно сказал журналист.
– Ну, эту проблему я в два счета улажу, – ответил Зверев. – Ты посиди здесь, а я мигом.
Он встал и ушел в цех. Внутри было очень жарко… Зверев не бывал в литейке уже давно, но сейчас он вновь узнавал запах горящего металла, его свечение в формах. Мимо Зверева сновали работяги, скрежетал под потолком цеха тельфер. Литейка напоминала ад. До некоторой степени она и была адом.
Через несколько минут Зверев разыскал Адама. Поздравил с Новым годом и договорился, что заберет журналиста. Презентовал бригадиру пачку «Мальборо»… вопрос был решен. Когда он вернулся, журналист все так же сидел на досках и курил сигарету «Прима». Овальную. Класс четвертый.
– На сегодня твоя смена закончена, пойдем, земляк.
– А куда? – спросил Обнорский.
– Да есть тут у меня одна конспиративная точка, – сказал Сашка и засмеялся. Они вышли на улицу, обогнули огромный корпус и остановились перед стальной дверью с табличкой «Не входи – убьет! Высокое напряжение». Скалился череп со скрещенными костями. А над головой… над головой висело бездонное черное небо. В нем было тесно от звезд. Журналист закинул голову и смотрел вверх по детски распахнутыми глазами. Звезды мерцали, мерцал под ногами пушистый уральский снег. Он казался слегка голубоватым.
Завхоз вытащил из заднего кармана самопальных джинсов ключ, попробовал вставить в висячий замок…
– Во козлы, – сказал он, – замок заменили. А раньше тут мой личный висел. Но хрен вам, все равно открою.
Он начал ковыряться в потрохах заиндевевшего замка.
– Стояли звери около двери, – вдруг негромко сказал Обнорский. Зверев замер. Грохотала неподалеку установка приточной вентиляции… и в этом грохоте прозвучали слова полузнакомого (или – полунезнакомого) журналиста, осужденного за хранение пистолета «вальтер». – Стояли звери около двери.
Зверев быстро обернулся к Обнорскому, посмотрел в черное лицо со слабыми разводами пота.
– Что ты сказал? – спросил Сашка.
– Да так… считалочку детскую из фантастического романа. А что?
– Стругацких, значит, любишь?
– Люблю, но давно уже в руки не брал… а тут случайно в камере подвернулась книжка.
– А в какой камере? – спросил Зверев. Уходя из Крестов в детскую тюрьму, он оставил мужикам том Стругацких. «Жук в муравейнике». Странную считалочку «Стояли звери около двери. Они кричали, их не пускали» он запомнил. В этой фразе был какой то ускользающий, тайный смысл, созвучный сознанию узника… Стояли звери около двери. Они кричали…
– Камера два девять три? – спросил Сашка.
– А ты откуда… – начал было Обнорский, но осекся. |