– Ну что смотришь? – улыбаясь, произнес Зверев. – Я сам на поросятах отпахал будь здоров… Так что знаю, земляк.

Он щелкнул зажигалкой, дал прикурить Обнорскому, затем прикурил сам.

– Я, Андрюха, этих поросят пас, когда ты еще по Невскому гулял… Тоже, кстати, по дурости попал…

– Значит, и я по дурости? – спросил Обнорский. В темных глазах плескалась ирония.

– Ну, ты, может, и по умному, – тоже с иронией ответил Сашка. Потом, после небольшой паузы, спросил: – А ты чего в столовняке то на меня накатил?

Обнорский внимательно посмотрел на него, сделал несколько глубоких затяжек овальной сигаретой четвертого класса и буркнул негромко:

– Ладно, земляк… проехали.

Он затушил окурок и положил его в пачку.

– Я спросил, – сказал Сашка. – Ответь пожалуйста.

– Проехали, говорю, – бросил Обнорский и резко повернулся. Это было, мягко говоря, не очень вежливо. Фактически – вызов. Зверев крепко захватил его за жесткий брезентовый рукав и так же резко развернул лицом к себе.

– Ответь, пожалуйста, земляк, – повторил он. В его глазах уже горели нехорошие огоньки. Опасные огоньки.

– Хорошо, отвечу. – В глазах Обнорского тоже вспыхнули темные искры. – Я, земляк, отвечу… Потому что мне смотреть на вас, чистеньких, надушенных, ухоженных, пристроенных – ТОШНО. Не терплю я вас, ненавижу… Такие, как ты, при коммуняках жили припеваючи, а потом и при дерьмократах ловко пристроились… Что на воле, что на зоне. Вон вы какие шустрые номенклатурные мальчишечки. Мажорные, козырные… Ох, даже весла у вас в индивидуальных чехольчиках… Ох, да и на застежечках… Люминтиевой ложечкой тебе, завхозу, жрать не гоже… А как же? Чай, не пыль лагерная – аристократ с косячком боярским. Уж не знаю, каких ты поросят лил… А то, что ты жопу хозяину лизать горазд да куму в клювике приносить…

– Я жопу никогда и никому не лизал, – резко оборвал Сашка Андрея. – Куму не стучал и не гнулся. Понял ты, журналист, власть пятая?

Обнорский, не отвечая, выудил из пачки грязный хабарик. Чиркнул спичками, закурил.

– Ну, ты понял меня, журналист? Кто из нас продажней – ба а альшой вопрос. Это вы, писаки, и коммунякам лизали, и теперь Чубайсам лижете. А я в розыске пахал… У меня почти триста задержаний, два ранения. Ложечкой в чехольчике меня упрекаешь? Да уж, крепкий аргумент, крыть нечем. Только не в ложечке дело. Если ты дерьмо – ни весло в чехольчике, ни косяк на рукаве веса тебе не прибавят. Зона человека, как рентгеном, просвечивает…

Сашка выплюнул сигарету, раздавил подошвой. Обнорский молчал. За воротами цеха проскрежетала кран балка… Ветер заметал в тамбур снежинки, перемешивая на полу белый снег с черной копотью.

– Ладно, – сказал Сашка уже спокойнее, – ладно… Я к тебе пришел по человечески поговорить. Как к земляку… а ты мне тут… Тебе еще около двух лет тут париться… Пропадешь! А на зоне главное остаться человеком. Выжить. Ты понял? И остаться человеком. Не так это просто, как на первый взгляд кажется.

– Тещу свою поучи, – буркнул Обнорский.

– Дурак. Тебе руку протягивают… А из литейки бежать надо. Здесь ты за два года легкие сожжешь.

Зверев помолчал, посмотрел на часы – ему нужно было идти.

– Ну ладно, – сказал он, – будь здоров, землячок. С наступающим Новым годом! Желаю высоких производственных показателей и счастья, так сказать, в личной жизни.