– Ничего не делать, – спокойно ответил Стас. – Иди и работай, как работал.

На самом то деле он не был так спокоен, как хотел казаться. Как и все, он думал: ну, началось. Не столько успокоенный, сколько еще больше напуганный, Юрий Моисеевич ушел. Семеро собравшихся мужчин некоторое время молчали. Думали все одинаково: если сразу и жестко не дать оборотку – сомнут, отберут все. Оно, конечно, не по понятиям… да кто на них смотрит, на понятия? После паузы Киндер сказал:

– Нужно забивать стрелку, решать вопрос.

– И – что? – спросил Стас негромко.

– Гасить, – ответил Киндер. Все! Слово произнесено. И за этим безобидным словом стоит смерть. Она вытягивает губы трубочкой, дует холодным ветерком с запахом могилы… дует горячим ветром с кислым запахом пороха… и задувает свечу человеческой жизни.

ГАСИТЬ.

– Гасить, – сказал Киндер, и все замолчали. Это только в книжках про бандитов решения об убийстве принимаются легко и просто. В жизни все гораздо сложней, и нельзя исключить, что холодный ветер задует и твою собственную свечу.

Но сил тягаться с командой Гитлера было маловато. Поэтому вариант гасить был наиболее приемлемым: тут превосходство в количестве бойцов не принципиально.

Зверев сидел несколько на отшибе, слушал молча. Формально он уже был членом команды. Но произошло это волюнтаристским путем: по распоряжению Лысого… для братков он все равно оставался чужим. Да еще и ментом… Для него сняли однокомнатную хату, дали денег. Но это ничего не меняло – он все равно оставался чужаком. Ему не доверяли. Свой среди чужих, чужой среди своих. Чужим для своих он уже стал, а вот своим среди чужих еще нет.

– Гасить, – сказал Киндер. Повисла тишина.

Зверев кашлянул, затушил сигарету и произнес в тишине:

– Есть предложение.

К нему повернулись шесть голов.

Бригада Гитлера приехала минута в минуту. Свои тачки по хозяйски поставили на стоянке перед универсамом. Сразу несколько машин, принадлежащих покупателям, оказались заблокированы… захочешь отъехать, а не сможешь! Жди, пока хозяева жизни решат свои вопросы и уедут. Запуганные обыватели помалкивали – сам вид бандитских тачек без номерных знаков говорил о многом.

О прибытии Гитлера и его бойцов доложил по уоки токи наблюдатель с улицы. Он в команду Лысого не входил, но иногда привлекался для разовых поручений.

– Минута в минуту, – сказал Стас. Юрий Моисеевич закивал головой. Стас обернулся к нему, бросил. – Иди, Моисеич, встречай. Да не ссы ты… делай, как договаривались – все будет о'кей.

Директор снова кивнул и вышел из кабинета. Он трясся, как студень, морда пошла красными пятнами.

А бойцы Гитлера уже шли через торговый зал. Покупатели при виде группы бритоголовых амбалов в черной коже и спортивных штанах жались к стеллажам с продуктами. Уверенные в себе, наглые, сбитые в стаю, они внушали страх… И они сами знали, что внушают страх. И добивались именно этого эффекта. И добились: не только обыватель, но и вчерашние хозяева точки – команда Лысого – уже дрогнули… Вчера вечером Гитлеру позвонил Киндер и забил стрелку. По той неуверенности, что звучала в голосе Киндера, было очевидно: к отпору люди Лысого не готовы. Скорее всего, будут торговаться, пытаясь сохранить хоть какую то долю от доходов. Посмотрим, думал Гитлер, может, чего и оставлю… как вести себя будут.

– Добрый день, Геннадий Адольфович, добрый день, – подскочил к Гитлеру директор. Обычно вальяжный и уверенный в себе, сейчас работник прилавка выглядел неважно: галстук сбит на сторону, морда в красных пятнах.

– Здорово, – ответил Гитлер. – Ну, где эти? Пришли?

– Ждут, – отозвался Юрий Моисеевич.