– Пусть себе спокойно кровью истекает… Суду потом меньше волокиты.
– Суки! Ненавижу! – зашёлся в приступе ругани Борщ.
– Я подумаю над твоим предложением, товарищ Быстров, – кивнул Бодунов. – Лично у меня по нему особых возражений нет. Зажился ты на этом свете, Борщ. Хватит убивать и калечить мирных граждан.
– Издеваетесь, гады! – простонал Борщ.
Он начал терять контроль над собой, боль брала над ним верх.
– Констатируем факты, – спокойно произнёс Бодунов.
– А что если я вам скажу, где прячется Лёнька Пантелеев? – вдруг произнёс Борщ.
Я бросил взгляд на Кондратьева. Это ведь он взял Пантелеева в первый раз, вернее – возьмёт. Будущую легенду советского сыска аж затрясло.
Но всё-таки взял себя в руки, сумел спросить с иронией:
– Где ты, а где Лёнька! С чего бы это он стал тебе докладываться…
– Доктора мне, – завыл Борщ. – Если тут кончусь – ни в жизнь Лёньку не поймаете.
Бодунов пожал плечами.
– Может, и вправду знает, где Лёнька.
Он склонился над раненым:
– Слушай меня внимательно, Борщ! Мы отвезём тебя в госпиталь… Но, если ты наплёл нам про Лёньку, я договорюсь с врачом, чтобы ты коньки отбросил у него прямо на операционном столе.
– Да правду я говорю! Правду! Маруху его я знаю. Он часто у ней ошивается.
– А что за маруха?
– А ты не врёшь насчёт госпиталя?
– Слово коммуниста. Ну, что за маруха?
– Коммуниста, значит… Тогда замётано. А маруха это – моя двоюродная сестра. Они с Лёнькой как муж и жена живут, только невенчанные.
Бодунов и Кондратьев переглянулись.
– В общем, похоже на правду, – сказал наконец Кондратьев. – У Лёньки, конечно, баб, что у дурака фантиков, но говорили, что есть одна… вроде как постоянная.
Глядя на Борща, он произнёс:
– Повезло тебе. Поверим мы, но обязательно проверим. Сейчас порешаю вопрос с доктором, а ты пока товарищу Бодунову адресок сестры шепни. И не вздумай тут сознание терять, мы тебя даже с того света достанем – у уголовного розыска длинные руки.
Он направился к выходу.
– Сергей, погоди, – попросил я.
– Чего тебе, Жора? – удивился он.
– Вот, гляди! – Я показал ему наградной браунинг. – Ничего не говорит?
Кондратьев переменился в лице. Напрягся, взгляд его стал пронзительным и тяжёлым.
– Ещё как говорит! Где взял?
– Тут у одного реквизировал.
– А ну пошли, посмотрим.
Я завёл его в комнату с двумя пьяными. Те по-прежнему дрыхли и даже не почесались, когда мы вошли.
– Вот, у него в кармане пиджака было, – показал я.
Мужик сладко причмокнул во сне, словно услышал, что говорят о нём. Но глаз не продрал.
– Обоих оформляем, – сказал Кондратьев и с завистью посмотрел на меня. – Ты ведь даже не представляешь, что нашёл…
– Конечно, не представляю, – улыбнулся я. – Может, поделишься деталями?
– Само собой, Жора: ты заслужил. Этого комбрига Ракитина уже месяц как ищут: и в Москве, и у нас в Петрограде. Всех на уши подняли, – сказал Кондратьев.
– А что с ним случилось?
– В том-то и дело, что не знает никто. Пропал наш комбриг аж в Москве. Вышел из дома и как в воду канул. А если учесть, что это не просто комбриг, а доверенное лицо самого товарища Троцкого… – от волнения Кондратьев запнулся. |