Допрос Гуревич я отдал Петру, пусть гражданка не думает, что у неё есть хоть какие-то шансы соскочить, а сам занялся другими сообщниками.

Всего в банде было девять участников, только трое из них принадлежали миру кино, остальные оказались обычными разбойниками с большой дороги. И по правде говоря, род их деятельности был прямиком написан на их лицах.

Часов в пять вечера пришёл Пётр. Вид у него был взвинченный, лицо красное от ярости. Он так громыхнул дверцей сейфа, когда укладывал туда папку с материалами, что я едва не подпрыгнул на стуле.

– Петь, ты чего?

– Да есть с чего. Эта… Гуревич… – он замолчал, подбирая слова.

– Ну-ну, – подбодрил его я.

– Короче, эта баба-киношница сначала строила мне глазки и показывала ножки. Когда убедилась, что на меня её ужимки не действуют, вздумала разыграть сценку, будто я её решил изнасиловать. – Он сплюнул. – Порвала на себя юбку и давай орать на всю Ивановскую с хвостиком… Хорошо, что Художников ей не поверил.

– Знакомая ситуация, – кивнул я.

У меня в прошлой жизни действительно была похожая история. Правда, той дуре не повезло: она не знала, что допрос пишет камера, и намотала себе дополнительный срок.

– Надо было её пристрелить там, в банке! – сжал кулаки напарник.

– Ещё настреляешься, – пообещал я. – Пойдём лучше в больницу, Лёву навестим. А по дороге пивка хряпнем – у меня сегодня праздник, так что угощаю.

– А вот это по-нашему, по-большевистски, – довольно потёр ладоши он. – Только чур, к пиву ещё и рыбка будет!

– Обижаешь! Что за пиво без рыбы! – воскликнул я. – Жаль, Лёве с нами нельзя…

Глава 26

Выстояв очередь возле пивного ларька, мы купили по паре кружек пенного, а у бабульки, торговавшей неподалёку вяленой рыбкой, сторговались за малые деньги на несколько «хвостов».

– Вот оно оказывается какое – счастье! – блаженно жмурясь, сказал Пётр.

– Вижу, тебе много не надо.

– А я человек простой, пиво да победа коммунизма – всё, что мне нужно. А тебе?

– Мне?

Я задумался.

– Не знаю, Петь. У меня тоже запросы небольшие. Главное – семья и Родина. Если и там и там хорошо, то и у меня всё в порядке.

Как часто бывает у мужиков в состоянии лёгкого (очень лёгкого) подпития, нас потянуло на откровенность.

– Вот ты, Жора, давеча говорил, чтобы я Варе мозги не пудрил. Было дело?

– Было, – кивнул я.

– А я вот не знаю, как мне быть. Понимаешь, я ведь с женой разругался в пух и прах, а забыть не могу. Столько лет вместе прожили, до того как она вдруг стала чужой, через столько всего прошли – не сосчитать! Непросто это – вырвать человека из сердца, очень непросто. Я ведь надеялся, может, Варя поможет от этого наваждения избавиться, а теперь вижу – нет. Конечный я, наверное, человек, Жора, коль до сих пор люблю эту бабу глупую, которой богатство, пропади оно пропадом, все глаза залило!

– Ты б погодил на себя наговаривать! Любовь не картошка – не выкинешь в окошко. Лучше сядь и подумай хорошенько. Определись, что тебе надо, а когда определишься, поймёшь, как действовать. Если мила жена – завоюй её снова, если Варя – тут уж прости, но надо с прошлой жизнью порвать.

– Легко сказать – завоюй! – горько усмехнулся Пётр.