- Да кого? - расстроенно бросив сумку, буркнул тот.

- Наверное, это ангел. Весь белый, с головы до ног, лицо белое, руки, плащ. Аж светится. И в руке меч, не брешут в церкви, как есть меч.

- А почему "она", если ангел? Они ж мужики.

- Сам ты мужик... Она это была. Вся в белом, светится, а глаза - чёрные. И тут я понял, Валенок, я вообще всё понял. Жизнь - собрание ненужной дряни в месте, которого мы не знаем.

"Скорая", вызванная от обходчика, приехала только утром.

Пациент был жив, умеренно здоров - Валенок даже хотел, чтобы одноклассник был компактнее, очень уж тяжело тащить такую тушу на дачу почти волоком, - но совершенно свихнулся. Он то узнавал приятеля, то называл его сержантом Мирзоевым, то вдруг вытягивался на топчане, куда сгрузил его уставший Валенок в струнку, пытался поднести руку к голове, сложив пальцы лодочкой и хрипло орал: "Так точно, товарищ капитан! Рядовой Анциферов по вашему приказанию прибыл, разрешите выполнять?".

Похмельный фельдшер, пожилой уже, небритый и равнодушный, осмотрел Стаса. Пощупал пульс, померял давление, с некоторым даже интересом изучил след от ожога молнии.

- Психическое это что-то, - сказал он Валенку. - Не наш профиль, но до больницы довезём. Родственники есть?

- У меня? - растерялся тот.

- Тоже дурак, что ли? Всех тут молнией шибануло? У него, - он махнул рукой в сторону Станислава, который на прибытие медицинской помощи так и не отреагировал, разговаривая с многочисленными, но, увы, невидимыми собеседниками.

- Ну он это... У бабки живёт, в городе. Я адрес знаю!

- Вот в психушке и назовёшь, собирайся уже, поедешь с нами.

Так и осталась крыша сарая в этот раз непочиненной. Фельдшер сходил к машине за раскладными носилками, втроём с водителем они перетащили на них дюжего Стаса и отнесли в "скорую". Валенок ехать не особо хотел, но и бросать так пострадавшего было западло.

Не по-пацански.

Из психиатрического отделения Станислава выпустили через год, как раз во время путча.

Пока на экране мямлили говорящие головы комитета-по-спасению-неведомо-от-чего, а по Москве хозяйски перемещались танки Таманской дивизии, к Валенку домой явился похудевший, больше похожий на наряженное в длинную холщовую робу пугало, приятель. Был он почему-то босиком, без вещей, с одним только тощим мешком на лямках, висящим на плече.

Уколол взглядом протянутую руку, но жать не стал.

Отстранил с порога и сразу пошёл к матери Валенка, закрыв за собой дверь. Тот так и остался в прихожей, недоумённо протирая очки. О чём был разговор - да и разговор ли? - Валенок так и не узнал. Мать и жутко изменившийся за этот год Стас вышли из комнаты, причём мама почти плакала, совала пачку денег, все их накопления, в руку гостя.

- Со мной поедешь, - сказал тот однокласснику. - Собирайся.

- В смысле?.. - начал было тот, но наткнулся на бешеный взгляд и замолчал.

Глаза Стаса теперь не были красными, налитыми кровью, пугающими. Обычные человеческие глаза, карие, с еле заметными жёлтыми искрами, они просто давили, топили собеседника на месте. Ни спорить, ни что-то обсуждать желания не было.

- Стас... - всё-таки прошептал Валенок.

- Велением Господа нашего и присных Его принял я имя Добросил, им и называй меня впредь. Твоё поименование тоже близко, ибо собираю я учеников и соратников. Так будет.

Валенок вскинул голову, но не произнёс ни слова. Просто посмотрел в глаза приятеля... а, да какого, к бесам, приятеля - Учителя! - и пошёл к себе в комнату за вещами.

Сюда он больше не вернётся, это было понятно сразу.

Добросил тем временем взял деньги у матери Валенка, небрежно, словно старую газету, скомкал, сунул их в заплечный мешок. Прошёлся по квартире, иногда останавливаясь то у книжных полок, то перед картинкой на стене, изображающей заснеженную деревню, то у окна, внимательно глядя вниз.