– Ты хочешь сказать, что там бывала? – спросил я.
– Да, я ездила туда с Холодной Сандрой. Конечно, мы не встречались с теми белыми, но нашли их адрес в телефонной книге. Холодная Сандра сказала, что хочет посмотреть на свою мать, а не разговаривать с ней. Как знать, быть может, она наслала на нее порчу. Ей ничего не стоило наслать порчу на них на всех. Холодной Сандре было страшно лететь в Чикаго, а мысль отправиться туда на машине повергала ее в ужас. А как она боялась утонуть! Ей постоянно сни-лись кошмары, что она тонет. Ни за какие коврижки она не проехалась бы на машине по гребню дамбы. Озер боялась так, словно это были болота. Она много чего страшилась... – Меррик замол-чала. Лицо ее окаменело. Спустя минуту она слегка нахмурилась и продолжила: – Помнится, Чикаго мне не очень понравился. В Нью-Йорке я не увидела ни одного деревца. Все никак не могла дождаться, когда же мы поедем домой. Холодная Сандра тоже любила Новый Орлеан. Она всегда возвращалась домой, если не считать последнего раза.
– Твоя мать была умной женщиной? – спросил я. – Такой же смышленой, как ты?
Мой вопрос заставил Меррик призадуматься.
– У нее не было образования, – наконец заговорила она. – Она не читала книг. Я вот люблю читать. Можно узнать много нового. Я читаю старые журналы – те, что повсюду оставляют. Как-то мне досталось несколько пачек журнала «Тайм» из какого-то старого дома, предназначенного на снос. Я изучила их все – от корки до корки: статьи об искусстве, науке, книгах, музыке, политике и обо всем на свете, пока не зачитала журналы до дыр. Я брала книги в библиотеке и в бакалейной лавке. Читала газеты и даже старые молитвенники. А еще колдовские книги. У меня хранится много колдовских книг, которые вы еще не видели.
Она слегка пожала плечиками, такая маленькая и усталая, совсем еще ребенок – растерян-ный, недоумевающий, не до конца осознающий случившееся.
– Холодная Сандра вообще ничего не читала, – сказала Меррик. – Никто не видел, чтобы она смотрела шестичасовые новости по телевизору. Большая Нанэнн рассказывала, что несколько раз отсылала ее к монахиням, но Холодная Сандра плохо себя вела, и они всегда отправляли ее домой. Кроме того, Холодная Сандра была достаточно светлой, чтобы не любить темнокожих. Можно было бы предположить, что ей прекрасно известно, каково это – быть темнокожей, ведь от нее отказался собственный отец. Но ничего подобного! На фотографии видно, что кожа у нее была цвета миндаля, но глаза – светло-желтыми. Они-то ее и выдавали. К тому же она страшно злилась, когда ее называли Холодной Сандрой.
– Откуда взялось это прозвище? – спросил я. – Его придумали дети?
Мы почти доехали до дома. Однако мне хотелось узнать как можно больше про это странное общество, такое непохожее на все, что я до сих пор знал. В тот момент я понял, что мое пребывание в Бразилии было в общем-то пустой тратой времени. Слова старухи больно укололи в самое сердце.
– Нет, все началось в нашем доме, – сказала Меррик. – Наверное, это самое обидное прозвище. Когда соседи и все дети услышали его, они сказали: «Твоя Нанэнн называет тебя Холодной Сандрой». Но прозвище прилипло к ней из-за того, что она делала: все время колдовала, насылала порчу на людей. Как-то раз прямо на моих глазах она снимала шкуру с черного кота. Ужас! Никогда больше не желаю видеть что-либо подобное.
Заметив, как я поморщился, Меррик едва заметно улыбнулась и продолжила:
– К тому времени, как мне исполнилось шесть лет, она уже сама называла себя Холодной Сандрой. Бывало, скажет мне: «Меррик, иди к Холодной Сандре», и я тут же прыгну ей на колени.
Голос Меррик слегка дрогнул, но девочка справилась с волнением.
– Она совсем не походила на Большую Нанэнн, – сказала Меррик. |