- Пол помоете, - я вытерла ладони о платье. - А я подоконниками займусь...

- Что? - подобного Вильгельм, кажется, не ожидал.

- Считайте это жертвой... раз уж о другой не озаботились.

Диттер кивнул.

Качнулся.

И осел на пол.

- Твою ж мать, - Вильгельм закатил глаза. - Говорил я ему... и что теперь с этим болезным делать? Слушай... что ты там про жертву говорила?

...в храме время идет иначе.

И объяснить, как именно иначе, не получается. Иногда минута здесь выливается в несколько дней снаружи, иногда все происходит с точностью до наоборот.

Главное, оно движется.

Иначе.

И эта инаковость не ускользает от внимания чужаков.

Вот Вильгельм - мне все еще хочется назвать его Вольдемаром - присаживается на пол, он кладет два пальца на шею Диттера и хмыкает.

- Жив, засранец мелкий...

- Ты его не любишь.

Почему-то мне становится легче: если жив сейчас, то проживет еще немного.

- Я никого не люблю.

- Почему?

- Дознаватель не может позволить себе такой слабости... чревато... один мой однокурсник, на редкость невезучий тип, не сказать, чтобы совсем тупой, но да, именно, что невезучий... вздумал связаться с ведьмой. И теперь вот медленно подыхает...

- Что случилось?

Я опускаюсь на пол рядом.

Как ни странно, пыли здесь почти нет. Это место само поддерживает порядок, но проявить уважение стоило бы. Время, пусть и текущее иначе, уходит, а я сижу рядом с Диттером и слушаю заторможенное тяжелое его дыхание.

Темная кровь выползает из уха.

Я подхватываю каплю и иду к богине. Касаюсь губ ее.

Пожалуйста.

Я не собираюсь убивать его... я не настолько самонадеянна и слишком мало пока знаю о своей силе, о твоей тоже... я просто прошу немного времени. Пока... пока мы не разберемся с этим делом.

И кровь уходит в золотые губы.

Малая жертва.

Но... принята?

- Так что случилось? - я возвращаюсь, сажусь рядом и осторожно касаюсь волос. Этот мужчина... просто мужчина... в моей жизни были другие.

Много.

У темных свои потребности. А те, другие... были среди них и более красивые. И куда более харизматичные... даже сейчас, если посмотреть беспристрастно, Вильгельм куда ярче, интересней своего однокурсника, но...

Вильгельму мне хочется шею свернуть.

- Не рассказывал?

- Нет.

- Тогда и я не буду... попроси за него. Пожалуйста, - эта просьба дается ему с немалым трудом.

- А ты?

- Я просил... многие наши просили, потому что на самом деле он такого не заслужил. дурак, но не сволочь... а со временем понимаешь, насколько важно, чтобы человек не был сволочью. И да, я просил... только мне не ответили.

Уголок рта его дернулся.

- Если со светом не вышло, то... стоит обратиться к темноте?

- А тебя не накажут за подобные мысли? - я убрала влажную прядку волос, прилипшую ко лбу Диттера.

- Плевать.

Плевать ему не было, но он готов был принять наказание. И это... глупо?

Благородно?

И то, и другое разом?

- Я попросила, но... не знаю, она тоже далеко не всегда отвечает... а ты знаешь, кто такие такхары?

И по тому, как помрачнел Вильгельм - хотя куда уж мрачнее-то - поняла: знает. И знание это не доставляет ему удовольствия.

Он опустился на пол.

Скрестил ноги и достал из кармана темные отполированные до блеска четки.

- Когда-то... нам так говорили, эта земля принадлежала одному богу. И в руках его были свет и тьма, а еще судьбы всех страждущих. Но... по шелковому пути везли не только шелка.

- Я учила историю.

- Вряд ли та, которую ты учила, имеет много общего с реальностью.