И если я права...

- У... у него в кабинете бумаги, - несчастная красавица прекратила всхлипывать и прижала ручки к груди. До чего трогательное зрелище, и трогает, что характерно, не меня одну. - Мне туда было нельзя...

И робко так поинтересовалась.

- Наверное, надо вызвать кого-то...

- Надо, - не стал разочаровывать Вильгельм. И нос рукавом вытер. Платки закончились? Надо будет подарить, а то весь нос растер до красноты. - Вызовем...

Кажется, девица ждала чего-то другого, если вновь пустила слезы...

Гертруда.

Труда, Труда... почему именно сейчас... нож в спальне? Кровью там пахнет, застарелой, но... дядюшка при всей своей извращенности довольно практичен. И да, не сомневаюсь, что с него станется жену молодую резать удовольствия ради, но делать это не на самом дешевом белье...

Кровь отстирывается погано.

Скорее уж, полагаю, в доме отыщется подвал для особых утех оборудованный...

- Тоже ей не веришь, дорогая племянница? - дядюшка Фердинанд ухватил меня под руку, и это тоже было своевременно, потому как вдруг выяснилось, что ноги меня держат, но и только. Я почти повисла между ним и Диттером.

- Девушка не лжет, - заметил мой дознаватель.

- Но и правды всей не говорит, - я старалась держаться гордо, но это давалось нелегко. - Он дерьмом был... не сомневаюсь, что в кабинете мы найдем все доказательства вины...

...которые заодно помогут оправдаться несчастной Гертруде.

Да и можно ли вообще судить бедную женщину, которая взяла и спасла город от этакого чудовища?

Так герр Герман и сказал.

...кто вызвал жандармерию? Не знаю. Говоря по правде я позволила усадить себя в кресло и... не знаю, уснула?

Отключилась?

Еще ненадолго умерла? Главное, когда я вернулась в сознание, обнаружила себя, сидящей в том же кресле, укрытой сразу тремя куртками, что весьма и весьма умилило.

Рядом держался Монк.

- П-простите, - сказал он, глядя в пол. - Я бы тоже свою отдал, но... б-боюсь, что вам это б-будет не слишком приятно.

Я простила.

И позволила себе остаться в кресле.

Суетились жандармы... как-то много их стало. Ходят туда-сюда, сюда-туда, носят с собой всякого рода запахи. Кто пахнет чесночной колбасой, кто - вчерашним элем не лучшего качества. Потом и не только человеческим... дымом, керосином... много их.

И дядюшка с сигарой воспринимается едва ли не как благодетель.

- Вот и все, - говорит он кому-то. И я, повернув голову, вижу герра Германа, что характерно, в парадном мундире. И тоже с сигарой. Как-то... не знаю, цинично что ли курить на месте преступления, стряхивая пепел в фарфоровую вазу. Неплохая, между прочим, подделка...

- Это да... и даже не знаю, как быть, - герр Герман покосился на меня и, отвернувшись, любезно выпустил дым в другую сторону. - Обвинять несчастную женщину... ей награду дать надо.

Надо.

За артистичность.

Со своего места я видела ее, окруженную тремя жандармами. Такую хрупкую. Такую светлую. Такую...

- Не подозревали? - дядюшка Фердинанд смотрел на прелестницу скептически.

И за это я готова была расцеловать его. Правда, подозреваю, что от этакой нежности дядюшка уклонится.

- Понятия не имел. Получается... он и тогда мной воспользовался!

Сколько возмущения.

Можно подумать, герр Герман сильно протестовал.

- Придется в отставку подавать, - он промокнул лоб платком.

...и не только из-за дядюшки, полагаю. На его совести немало делишек темных, которые пришло время искупить праведной жизнью и небольшими отчислениями в пользу храма. А заодно уж и с собственностью разобраться, если не ошибаюсь, то еще в позапрошлом году герр Герман приобрел себе пару доходных домов.

Точнее не он, а супруга... и матушка ее...

...и наступит тихая мирная жизнь.

Чтоб вас всех.