...он сделал яд.

И сам разнес по камерам. Он всегда приносил отвары, укрепляющие ли, успокаивающие, главное, что люди ему верили. Иные и симпатизировали, из тех, которые в любом видят друга... да, таких было немного... но выпили все.

Умерли?

Конечно.

Он подарил им быструю безболезненную смерть, и это благо, поскольку старик под конец вовсе лишился ума. Чего стоит одна лишь его идея, что сильная физическая боль способна затмить душевную и облегчить период адаптации... боль некромант причинять умел.

Что дальше?

Тела убрали.

И да, он помог Агне. А кто еще? Ее наглый пасынок, попытавшийся было шантажировать ту, которая заменила ему мать? Или второй сын, слишком идеалистичный, чтобы мараться в чужой смерти? Нет, мейстер Виннерхорф не мог оставить свою возлюбленную теперь, когда был так ей нужен.

Он помог.

Всего-то и надо было, что отнести тела поглубже в хитросплетения ходов, благо, скала под домом была изгрызена, что сыр мышами. А там... тьма всегда голодна. Что с лабораториями? Их запечатали. Навесили отвращающие заклятья и забыли... да, с преогромным облегчением забыли.

Агна же...

Она играла вдову. Ей пришлось приложить изрядно усилий, чтобы в эту игру поверили. Кажется, инквизиция что-то да подозревала. Ее вызывали на допросы, а дознаватель поселился при доме и жил почти год...

Не помню.

Морщусь, пытаясь вызвать в памяти тот самый год и дознавателя, но... не помню. Совсем... все будто в тумане. Завтраки вот помню. Наши с бабушкой посиделки у камина. Она читает мне сказки, ту черную книгу, которую обычным детям давать в руки не стоит.

Но я - не обычная.

...храм помню.

И бабушку, стоящую на пороге.

Почему на пороге? Не знаю. Она говорит, но я не слышу. Я не хочу быть в этом храме, потому что...

...меня предали.

Снова.

- Дальше, - я сжимаю кулаки, и когти уходят в плоть, но боли, способной отрезвить, нет.

Ничего нет.

Они не поженились. Почему? Глупый вопрос. Разве женщина из благородного рода снизойдет до какого-то там целителя... нет, это слишком подозрительно, тем более в городе и без того ходят неприятные слухи. Агна, конечно, выше слухов, но...

... она привечала его.

По старой памяти, но...

...то, что с ней неладно, мейстер Виннерхорф понял далеко не сразу. Сколько времени прошло? Год или два? Или пять? Главное, что за это время Агна вдруг постарела, причем как-то сразу и вдруг.

- Не нравлюсь? - спросила она как-то, заметив его удивленный взгляд. - Старуха.

Ей шел возраст.

Она сделалась тоньше, более хрупкой и воздушной. И седину в волосах не пыталась скрыть краской. Но сама, стоя у зеркала, ревниво осматривала свое отражение.

- Ты по-прежнему прекрасна.

- А ты по-прежнему дурак, - Агна вздохнула. - И я, выходит, не лучше, если всерьез надеялась обмануть ее... помнишь, я говорила, что за все придется платить?

Он взял руку Агны в свои.

И удивился тому, до чего она холодна.

- Мне казалось, я нашла способ повесить свои долги на других, но... ты выполнишь еще одну мою просьбу?

- Да.

- Хорошо... знаешь, мне жаль, что я не так ограничена, как моя бестолковая сестрица... хорошо бы было, верно? Ты любишь меня, я люблю тебя... и больше нам ничего не надо. Мы бы сбежали на край Империи... или в Колонии... там, говорят, затеряться легче, и жили бы вдвоем в маленьком домике, счастливые исключительно тем, что есть друг у друга.

Горькая усмешка.

И прозрачная слеза, которая так и не упала. Агна никогда не плакала.

- Но моя беда в том, что этого мало... мне всегда было мало... и теперь.