Никто не понял?

Софи насчитала два десятка человек из постоянных членов... кто-то уходил дорогой богини, кто-то появлялся вновь. Лица, маски... уродливые твари.

Я потрогала языком клык.

Да, определенно, сегодняшняя прогулка вызвала во мне странное желание кого-нибудь убить. Желательно, жестоко.

...и никто ни о чем не догадался.

Не верю.

Я стиснула кулаки.

Диттер... явиться за ним? И признаться, что я покинула тщательно охраняемы особняк? А дальше... дальше самое простое - обвинить меня во всем... это ведь так логично... чудовище, вернувшееся из страны мертвых и поддавшееся жажде крови... требующее немедленного уничтожения.

Закрыв глаза, я сделала вдох.

И выдох.

Терпение.

...и ожидание. Диттера не тронут... кто бы в этом деле завязан ни был, он не посмеет. Нет более надежного способа привлечь внимание инквизиции, чем смерть дознавателя. А потому ему покажут тело... расскажут? Что-нибудь этакое... откровенную ложь? Отнюдь, здесь опытные люди работают, во всяком случае герр Герман точно знает, что нет орудия опаснее правильно преподнесенной правды.

Спокойно.

Диттер не глуп и...

...и я покажу ему дом. А потом... мы вместе решим, что делать дальше.

Диттера я узнала сразу.

Он вышел в сопровождении двух жандармов. Темно-зеленая форма их казалась почти черной, а высокие шлемы тускло поблескивали в свете единственного фонаря. Ему что-то говорили, явно предлагая сопроводить, но Диттер отказался.

Он повернул голову и... готова поклясться, ощутил мое присутствие.

Удивленно приподнятая бровь.

Взмах руки.

Жандармам не слишком хочется мокнуть, но и нарушить приказ начальства они не смеют. Короткий спор заканчивается победой дознавателя. Вот только ему все же вручают несколько измятый плащ.

Заботливые мои.

Но и правильно.

Дознаватель у меня не шибко здоровый, нечего ему под дождем мокнуть. Еще бы галоши принесли, но так далеко жандармская мысль не ушла.

Диттер спустился и медленно направился вдоль Вешняковой улочки. И вела она, к слову, отнюдь не к моему особняку. Жандармы несколько мгновений стояли, наблюдая за инквизитором, но дождь застучал веселее, фонарь мигнул и это было воспринято аки высшее знамение. И жандармы ушли.

А я двинулась по следу, стараясь держаться в тени: мало ли кто еще мог наблюдать за Диттером.

Вешняковая сменилась Подольской стороной.

Здесь селились честные бюргеры, которые ценили покой, уют и стабильный доход. А потому весьма часто переделывали милые свои особнячки под магазины. И свет фонарей отражался в темных витринах...

...в пять утра откроются булочные.

Чуть позже зазвенит колокольчик молочника, который будет останавливаться перед каждой дверью, собирая дань из пустых бутылей и монет. Здесь их оставляли так, прикрывая лишь легким флером отпугивающего заклятья.

Блестели лужи на мостовой.

И дыхание Диттера тревожило ночную тишину.

- И долго ты прятаться собираешься? - поинтересовался он, останавливаясь перед кофейней герра Лютера. Дождь гремел о навес, но на белые кружевные стулья не упало ни капли. Завтра поутру Мадлен и Маргарита протрут столики, сменят цветы в вазочках, постелют свежие салфетки...

...какая-то настолько другая жизнь, что становится страшно.

- Недолго, - я вышла.

- Вымокла, - Диттер устало покачал головой. - И зачем? Я все равно тебе все расскажу...

- Нужно было. И да. Расскажешь. Но позже...

Волосы влажные.

А лицо белое. Глаза вон глубоко запали и мерещится в них тоска... нам бы сесть вот под этот полосатый навес, с которого стекали струйки дождя. Заказать черный кофе, фирменный, с перцем и патокой, а к нему - пышные рогалики из слоеного теста.