Голова болит, – выдает неожиданную жалобу мужик и снова прочно замолкает.
– Запишите – уколы, – доктор вполголоса диктует длинное латинское наименование лекарства. – Один раз в день, по утрам.
– Я не потому, – становится разговорчивым молчун, услышав о дополнительных уколах. – Здесь слишком много трепятся. И курят… Переведите в другую палату…
Алексей Федорович рывком садится на кровать, приготовившись дать немедленный отпор наглецу. Не успевает. Врач укоризненно грозит ему пальцем. Кажется, лихой куряка боится Реснина не меньше, чем Фарида.
– Эта палата – лучшая, зря вы жалуетесь. А с курением разберемся… Так ведь, Алексей Федорович?
Куряка угрюмо помалкивает. Разберемся, мол, как же разобраться, привлечем виновника к ответственности по всей строгости больничных законов.
Мне показалось, что он возмутился не жалобой моего соседа, а его просьбой перевести в другую палату…
По всем законам логики я – следующий. Но логика и медицина нередко разнокалиберные понятия. Скорее всего, попытка куряки дать по мозгам очередному «противнику» заставила медиков изменить маршрут.
– Здравствуйте, Алексей Федорович…
– Здравия желаю! – по военному рявкнул больной.
Доктор смутился
– Ну, зачем вы так… официально. Как самочувствие?
– Лучше не придумать. Сколь времени уже лежу в больнице, а как болело, так и болит…
– Не все сразу… Ваше заболевание требует длительного лечения… Если в ближайшие дни не настудит облегчение, возьмем на операцию…
– Значит, резать станете? – уточнил Алексей Федорович. – Да еще тупым ножиком, – загорячился он. – А ежели я не согласен, тогда как?
– Придется выписать, – пожимает плечами врач. – Но это нежелательно, могут появиться осложнения…
– Хуже не будет! – напирает куряка. – А выписать – не получится, денежки плачены не за выписку, а за лечение…
По неизвестным для меня причинам о курении в палате – ни звука. Реснин обращается с Алексеем Фёдоровичем, как сапер с замаскированной миной – вежливо и осторожно… Интересно, чем заслужил этот тип подобное обращение? Уж не денежками ли, о которых он упомянул?
– Прибавьте успокоительного, – говорит доктор сестре, и Мариам, согласно кивая, записывает назначение в журнал.
Алексей Федорович продолжает негодовать, намекает на возможные неприятности для руководства больницы… Вот вот нахально извлечет из тайника запрещенную сигарету и пустит в лицо врача густую струю дыма…
Вадим Васильевич поспешно переходит к следующей кровати.
– У вас как дела?
– Разное бывает. Иногда – вира, чаще – майна, – по обыкновению манипулирует такелажными выражениями Петро. – Дел у меня, на воле – по самую макушку… Лечите поскорей…
Веснин ощупывает спину такелажника, меряет ему давление. Внимательно выслушивает сердце, заставляет дышать и не дышать. Тоже – новость. Другим столько внимания он не оказывал. Откуда неожиданная забота о простом работяге?…
Странная палата, странные отношения! Один нагло курит, харкает на пол – терпят. Со вторым нянчатся, словно с младенцем, едва не облизывают… Фарид неизвестно где ночует – ни малейшей реакции.
Гнойное отделение, а больные лежат с диагнозами, далекими от его специфики. Кроме Гены и меня…
Что– то здесь нечисто… Но я всего один день лежу, а для того, чтобы капитально покопаться, нужна, как минимум, неделя…
Фарида доктор вообще не стал осматривать.
– Вызовем на перевязку, тогда и погляжу, как поживают твои ноги…
Наконец, медики приблизились ко мне. |