|
Когда пересекали мост, Карлсен вскинув, голову проводил взглядом дерево исполин. Не дерево – башня, просто ум заходится. Вздымающийся с западной стороны озера покатый ствол (несколько сот метров в диаметре!) был покрыт какой то синей плесенью. Непосредственно вверху простирались четыре черных сука, один длиннее другого, концы как будто опалены и расщеплены молнией. Зачарованный рассматриванием, Карлсен не заметил, как остался позади мост. Неожиданно до него дошло, что машина то уже едет по улице, мощенной каким то бледно синим материалом, а прохожие вокруг – исключительно женщины. На машину смотрели с нескрываемым любопытством, улыбались Логайе, та в ответ тоже улыбалась, махала рукой. Оказывается, женщины здесь различались между собой не меньше, чем в любом городе на Земле (он почему то думал, что все будут походить на Логайю, чисто по логике: высокая гравитация Дреды как бы предполагает некий усредненный тип – мускулистые, охватистые). А между тем оказалось, что при среднем росте встречаются здесь и стройняшки, и вообще, хрупкие. Остановились на небольшой площади (одноэтажные здания здесь покрупнее, чем на центральном проспекте). Силовое поле снова исчезло, и повеяло странно приятным запахом, вызывающим ассоциацию с весенним утром. Удивляла и отрадная прохлада. – Ждите здесь, – велела водительница и выйдя из машины, скрылась в ближайшем здании. – Ну, как тебе Хешмар Фудо? – повернулся Крайски. – По моему, очень приятно. Чем то напоминало Скандинавию: такая же опрятность, продуманность. У дерева, под которым припарковались, листва была золотистого цвета, среди нее благоухали белые цветки звездочки – запах вроде лимона с сиренью, хотя и ни то и ни это. Одноэтажные дома, построенные, похоже, по типовому проекту, радовали разнообразием оттенков (преобладали голубой и желтоватый) и по архитектуре тоже слегка различались: вон тот, впереди, как бы объят пятнистым розовым спрутом. В обтекаемых крышах зеркально отражалось небо. На улицах немноголюдно, даже на самой площади прохожих всего десятка три. Одеты просто (в фаворе, судя по всему, туника без рукавов), хотя по цвету и фасону разнообразие впечатляющее. Часто встречался и однотонный наряд вроде купальника, во множестве цветовых вариантов. Карлсен сразу сообразил, что стиль одежды здесь – своего рода искусство. Женщины в основном красотой не блистали – у многих лица достаточно простые. Хотя всех отличал характерно прямой взгляд и до странности твердая походка. – Ну, какое у тебя о них мнение? – поинтересовался Крайски. – Знаешь… почему то смотрю, и ассоциация возникает со здоровыми животными. Действительно, впечатление такое, будто попал на лыжный курорт, где женщины сплошь спортсменки рекордсменки. При более пристальном взгляде (сами женщины, проходя, чужаков нарочито игнорировали) он сделал вывод, что из внешности у них больше всего выделяются волосы. Фасоны варьировались от короткой стрижки, как у их водительницы, до тех, что по плечи, а то и по пояс. У одной стройной блондинки шлейф волос был ярчайше желтым, контрастируя со строгой черной туникой. У многих прически отливали серебром, отражая свет. – Какая жалость… – Ты о чем? – спросил Крайски. – Что никто из мужчин этого не видит, чтобы оценить. Карлсен хмыкнул. – Они так не считают. Мужчины у них называются «гребирами» – непереводимое словечко, можно сказать, оскорбительное. – А вон там разве не мужчина? – спохватившись, указал рукой Карлсен. – Где? – Мне показалось, мужчина. Вон в ту галерею зашел. – Мужчин в Хешмаре нет. Он не в серой тунике был? – Именно. – А, тогда это каджек. Странноватые такие создания с планеты Каджан. Как бы бесполые, в математике просто гении. |
