|
– Это энергия? – указал Карлсен на одну из потолочных трубок. – Энергия. Только на Земле вы используете электричество, а мы здесь – биоэлектричество. Ригмар подвела его к прозрачному розоватому конусу футов семь высотой. Прикосновение к пульту на соседней скамье, и конус сам собой поднялся в воздух. – Становись вон туда. Когда он занял место, конус снова опустился. Ригмар, повернувшись к скамье, склонилась над пультом. Внезапно Карлсена объял синеватый, до странности холодный, свет, пронизавший кожу холодными искрами – даже в волосах зачесалось. Чем дальше, тем сильнее пробирало: глянув себе на грудь, он оторопело увидел на ней слой инея. Он тщетно попытался поднять руку, чтобы постучать по стеклу – губы, и те онемели. Тело на миг перестало ощущаться вовсе, будто под наркозом. Теперь от холода окаменели и глаза, а губы вообще сковало металлом. Карлсен подумал было, что сейчас остановится сердце, но тут свинцовость пошла вдруг на спад. Одновременно с тем облегченно почувствовалось, что сердце по– прежнему бьется. Когда конус поднялся снова, столбняк сошел. Но все равно что то не так: нервы, все равно что колкие спицы, а туловище – колода железного дерева. В попытке удержаться он оперся о стену. – Что это со мной? Как будто кто свинцом залил. – Это твоя нервная система фокусничает. Попробуй ка, пройдись. Неприятное покалывание прекратилось, сменившись несусветной тяжестью. Отяжелело все: ступни, ладони, вплоть до век. Шагнуть удалось, но ощущение при этом было как в средневековых доспехах. Карлсен уже привычным усилием сдержал вспышку паники. – Вот так вы себя и ощущаете? – Ощущать не ощущаем, а просто весим втрое больше вашего. – О Господи! – несколько шагов он сделал уже без малого со смехом, забавляясь самим весом своих конечностей. – Я присяду, ничего? – Пожалуйста, – она указала на стул. – Впрочем, обойдусь. А то потом, не ровен час, не встану. От этих слов она почему то рассмеялась (впервые за все время). – Ковыляй ка лучше обратно. На это он и надеялся. Конус снова опустился. Сразу же начало прерывисто колоть, только теперь так глубоко и резко, что Карлсен чуть не вскрикнул. Хорошо, что тело опять сковала немота, – постепенно, от скул и ниже, ниже. На миг сделалось дурно, и обдало волной болезненного жара. Странно: сознание, как бы вот вот готовое раствориться, вдруг с ошеломляющей внезапностью выправилось. Карлсен с невыразимым облегчением опять стал собой. – Теперь ты уяснил, что именно на Земле обстоит не так, – сказала Ригмар, когда он выходил из под конуса. – В каком смысле? – не понял он. – Ваша гравитация слишком слаба. Уровень эволюции на планете всегда примерно равен силе ее гравитационного поля. Представляешь, каково бы жилось на нашей планете вам? Встать поутру – и то бы не хотелось. Волоклись бы кое как, напрочь вымотанные. От любой нежелательной мелочи впадали бы в отчаянье. Согласен? Карлсен с угрюмым пониманием кивнул. – Похоже на то. – Так вот, все на этой планете училось тому, как справляться с высокой гравитацией. Потому все здесь наделено повышенной жизненностью. Растительный мир у нас по уровню ближе к животному, минералы приближены к уровню растений. Почва, и та насыщена более сильной жизненной энергетикой в сравнении с Землей. – Получается, по вашему, эволюция на Земле достигла мертвой точки? – С окончательным выводом я бы не спешила, но, похоже, близко к тому. Особи в основном завершают свое развитие на уровне одолеваемых препятствий. – А как же эволюция разума? – Разум не может развиваться в вакууме. Ему нужны свои препятствия. Каджеки у нас изучали историю мысли на Земле и уверяют, что всякий поступательный шаг разума у вас делался в рамках своей эпохи. |
