Изменить размер шрифта - +
Но Эрон прав. На самом деле я этого не помню. Я это просто знаю.
     Разумеется, сила моих рук связана со всей этой историей. Но какого использования этой силы от меня ждут?
     Явно не касания руками всего подряд, что я делал, до сих пор. Мне нужно коснуться чего-то особого…
     Сейчас еще слишком рано делать какие-либо выводы…
     «Если бы я мог потрогать что-либо из вещей, принадлежавших Деборе, — подумал Майкл. — Но от нее ничего не осталось, иначе Эрон,

конечно, послал бы за ними». Майкл внимательно рассмотрел фотокопии писем Петира ван Абеля. Но это были, всего лишь фотокопии,

бесполезные для его беспокойных рук.
     Майкл задумался, если, конечно, хаос в его голове можно было назвать мыслью, а потом набросал в книжке рисунок кулона, поместив

в центре прямоугольный изумруд, добавив оправу и золотую цепь. Он нарисовал это так, как делал архитектурные наброски: четкими,

прямыми линиями с легкой растушевкой деталей.
     Майкл осмотрел сделанный набросок, нервно перебирая пальцами левой руки свои волосы, затем сжал пальцы в кулак и опустил руку на

стол. Рисунок ему не понравился, и Майкл уже было намеревался зачиркать изображение кулона, но затем он раскрыл вторую папку и начал

читать.
    
   
 
 
   
    2
    ДОСЬЕ МЭЙФЕЙРСКИХ ВЕДЬМ
   
   
    
     Часть II
    
    Марсель, Франция
    4 октября 1689 г.
    Дорогой Стефан!
    Теперь я нахожусь в Марселе. Путешествие из Монклева сюда заняло несколько дней, в течение которых я отдохнул в Сен-Реми и оттуда

двинулся совсем неспешно по причине моего поврежденного плеча и израненной души.
    Я уже получил деньги от нашего здешнего агента и отправлю это письмо не позднее чем через час после его написания. Так что ты

получишь его вслед за предыдущим, которое я отослал вчерашним вечером, прибыв сюда.
    Сердце мое болит, Стефан. Удобства здешней большой и пристойной гостиницы почти ничего не значат для меня, хотя я рад оказаться

после провинциальных городишек в большом городе, где я не могу не чувствовать покоя и относительной безопасности.
    Если в Марселе и стало известно о событиях в Монклеве, я пока об этом не слышал. И поскольку при подъезде к Сен-Реми я сменил мое

церковное одеяние на наряд голландского состоятельного путешественника, то не думаю, что кому-нибудь придет в голову расспрашиваться

о тех событиях, случившихся далеко отсюда. С какой стати мне знать о них?
    Я вновь пишу, дабы не только отправить тебе отчет, что обязан делать, но и избегнуть помешательства. Итак, продолжаю свое

повествование.
    Казнь Деборы начиналась так, как многие подобные казни. Едва взошло солнце, на площади, у дверей собора Сен-Мишель собрался весь

город. Виноторговцы спешили заработать. Старая графиня, одетая в черное, появилась с двумя дрожащими внуками. Оба мальчика были

темноволосыми и смуглолицыми. На них лежала печать испанской крови, но рост и тонкость костей были унаследованы ими от матери. Дети

были сильно испуганы, когда их вели на самый верх скамеек для зрителей, находящихся возле тюрьмы и обращенных прямо к костру.
    Мне показалось, что младший, Кретьен, начал плакать и цепляться за свою бабушку.
Быстрый переход