— Итак, Петир ван Абель, — обратилась она ко мне по-английски с едва заметным шотландским акцентом, — вы приехали.
Клянусь тебе, Стефан, это был голос юной Деборы. Должно быть, они часто беседовали по-английски, может даже статься, таковым был
их способ сохранять в тайне свои разговоры.
— Дитя мое, — отвечал я на том же языке, — спасибо, что согласились принять меня. Я проделал долгий путь, чтобы увидеть вас, и
никакие препятствия не могли бы мне помешать.
Все это время Шарлотта разглядывала меня — холодно и оценивающе, словно я был выставленным на продажу рабом. Она не скрывала
откровенного любопытства, тогда как я всеми силами старался завуалировать свой жгучий интерес. Я был потрясен тем, что увидел: тонкий
нос, глубоко посаженные глаза, чуть припухлые щеки — в точности как у меня самого. Цвет и структура волос — зачесанных назад и
скрепленных большой заколкой — тоже напоминали мои.
Меня поглотила великая печаль. Это моя дочь — сомнений быть не может! И вновь я испытал то же ужасное чувство сожаления, которое
впервые охватило меня в Монклеве, и вновь я увидел Дебору — разбитую куклу из белого воска, лежащую на камнях перед собором Сен-
Мишель.
Наверное, Шарлотте каким-то образом передалась моя печаль, ибо личико ее на миг помрачнело. Но она, казалось, вознамерилась не
поддаваться горю.
— Вы в точности как описывала моя мать, такой же красивый, — произнесла она, удивленно приподняв бровь. — Высокий, сильный, с
хорошей осанкой и отличным здоровьем, надеюсь.
— Бог мой, мадам, какие странные слова, — я рассмеялся, испытывая неловкость. — Даже не знаю, как их воспринимать — то ли вы мне
льстите, то ли подразумеваете нечто совершенно противоположное.
— Мне нравится ваша внешность, — сказала она, и на ее лице появилась странная улыбка, очень хитрая и презрительная, но в то же
время по-детски милая. Она надула губки, как капризный ребенок, — и эта гримаска была полна невыразимого очарования — и долго, словно
забыв обо всем, разглядывала меня, а потом наконец произнесла:
— Идемте со мной, Петир ван Абель. Расскажите все, что вам известно о моей матери. Особенно о ее смерти. А также объясните,
какова цель вашего приезда. Только не лгите мне.
Последние слова она произнесла таким тоном, словно боялась какой-либо обиды с моей стороны, и оттого показалась вдруг такой
хрупкой и ранимой, что меня буквально захлестнула безмерная нежность по отношению к ней.
— Я приехал не для того, чтобы лгать, — сказал я. — Вам известно хоть что-нибудь?
— Нет, — после минутного молчания холодно ответила Шарлотта, но было очевидно, что это неправда. Она присматривалась и изучала
меня точно так же, как я не раз изучал других, стараясь проникнуть в их тайные мысли.
С легким кивком взяв меня под руку, Шарлотта направилась к дому. Ее грациозные движения, мимолетное прикосновение ткани юбки к
моей ноге лишали меня возможности ясно мыслить. Она даже не взглянула на целый полк рабов, выстроившихся по обе стороны от тропы с
фонарями и руках, дабы освещать нам путь. А вокруг благоухали цветы, цветными пятнами видневшиеся в темноте, и прямо перед домом
росли массивные деревья.
Чуть-чуть не дойдя до ступеней лестницы, мы свернули в сторону — под сень деревьев, где стояла деревянная скамья. |