Маша в ту ночь никуда не ушла, так и осталась сидеть на краю моей кровати, изредка поглаживая мое плечо. Всю ночь. Как же хорошо, что у меня есть такие друзья. Без друзей я бы сегодня не выдержала…

Дом спал, погруженный в ночную дрему… свет свечи на столе лишь слегка развеивал мрак и вся мебель, казалась, была укутана тенями. Внизу что-то бухнуло, я не хотела думать, что… Я судорожно обняла девочку лет трех, в коротенькой ночкой рубашечке и старалась сдержать рвущееся наружу рыдание.

— Лизи, будь хорошей девочкой, сиди с Ники, — прошептала я, стараясь говорить как можно спокойнее. Но в душе все равно плескался дикий ужас. — Я приду к тебе, я или папа.

— Но маа-а-а-а-а-м. Мам, пожалуйста…

— Лизи, послушай меня, сейчас не время для таких разговоров, Ники с тобой, я скоро вернусь.

Она обняла шею большого и сильного пса, а пес… он сидел в шкафу и смотрел на меня такими умными, понимающими глазами. И будто умолял быть осторожной. Взглядом. Поцеловав девочку в щеку и пса — в нос, я тихо прошептала кому-то:

— Прости, ради Бога, прости мой эгоизм, — я скрыла их в одежде и закрыла шкаф.

Вновь что-то ударило, теперь уже ближе, на том же этаже. Посмотрев еще раз на тяжелые двери, за которыми сидела моя дочь, я не сомневаясь, взяла свечу со стола и вышла в коридор. Мягко шелестели юбки. Надеюсь, Лизи не станут искать в нашей спальне. Надеюсь, ее совсем не станут искать…

Дверь тихо скрипнула, в конце коридора в окно заглядывала полная луна… я тихо сглотнула, отставив свечу на столик. Тому, кто стоял в тени, свет больше не был нужен… моему мужу, валяющемуся на ковре с перегрызенным горлом — тоже. Кровь… столько темной в полумраке крови… и уже совсем не страшно, потому что все это кажется таким ненастоящим, нереальным…

— Давно не виделись, дорогая, — сказал тот, из тени, и…

… я проснулась. В ужасе села на кровати, спрятала в лицо в ладонях. И все равно перед глазами стояло то самое распростертое на ковре тело… Светлые длинные волосы, выпачканные в крови, щемящее чувство потери… и слезы, оставляющие на щеках влажные дорожки. Как во сне я схватила халат, повешенный на спинке кресла, укуталась в теплую, махровую ткань, и сразу стало легче.

Сон, это всего лишь дурной сон. И чего это я так расстраиваюсь?

То, что произошло вчера, казалось таким нереальным. Чужим. Кошмар, мучивший меня недавно, был более настоящим. Наверное.

Босиком пройдя в кабинет, я посмотрела на портрет Алиции, и вздрогнула: глаза черного пса, сидевшего у его ног вновь показались мне такими ошеломляюще знакомыми… ласковыми. И более живыми сейчас, чем глаза моей родоначальницы… как же он похож на того, из моего сна.

Меньше на картины пялиться надо да с вампирами водиться, глядишь, и сны будут помягче сниться…

Разозлившись сама на себя, я вдруг отчаянно захотела кофе. Крепкого, с экспрессо, что стоял внизу, на кухне. Маша категорически отказалась отдавать игрушку в мой кабинет, ибо… что слишком много, то не совсем полезно. И, мол, дай мне волю, и я буду пить такое крепкое кофе целыми днями, а тут еще дойти надо.

В чем-то она была права. Частенько доходить было лень.

Но не сегодня.

Кутаясь в халат, чувствуя босыми ногами мягкость ковра в коридоре и легко находя дорогу в темноте, я уже почти дошла до лестницы, ведущей в нашу любимую залу, как вдруг услышала доносящиеся снизу голоса. И сразу же спряталась в тень: Маша явно ссорилась с Элиаром.

— Мне нужно ее допросить!

Я начала двигаться к лестнице…

— Ты уже один раз допросил и хватит…

Пошла по ступенькам, стараясь держаться спасительной тени.