Крики Салли Кли протыкают многочасовую напряженную тишину, я вскакиваю, ноги мои дрожат. Привыкну ли я когда-нибудь к этим ужасным воплям, от которых густеет и коробится воздух? Когда я спокоен и размышляю, я напоминаю знаменитые гравюры Эдварда Мунка, но сейчас я мечусь по столовой и не могу заглушить взволнованный визг, который рвется из меня в минуты паники или возбуждения и который, по мнению Салли Кли, снижает мою романтическую привлекательность. По ночам Салли кричит во сне, но мой собственный жалобный скулеж напрочь лишает меня возможности ее утешить. Мойру тоже мучили кошмары, о чем без обиняков заявлено в первой же строке первого романа: «Той ночью, проснувшись от собственного крика, бледная Мойра Силлито соскочила с кровати…» «Йоркшир пост» была одной из немногих газет, отметивших подобное начало, но, к сожалению, сочла его «чересчур уж энергичным». Разумеется, для успокоения у Мойры имеется муж, и к концу второй страницы она, «точно маленький ребенок, засыпает в крепких объятьях молодого мужчины». В удивленной рецензии феминистский журнал «Непокорница» цитирует эту строчку, дабы уличить автора в излишности слова «маленький», а весь роман в «банальной дискриминации по половому признаку». Однако мне эта строчка кажется трогательной, тем более что в ней говорится именно о том утешении, какое глухой ночью я бы хотел принести ее автору.

Я слышу скрип стула и затихаю. Сейчас Салли Кли спустится в кухню, чтобы наполнить чашку остывшим черным кофе, а затем вернется к столу. На случай, если она заглянет в столовую, я забираюсь в шезлонг и принимаю вид озабоченной обезьяны. Нынче она проходит мимо, мелькнув в дверном проеме; чашка дребезжит на блюдце, чем выдает ее состояние нервного отчаяния. Потом я слышу, как она вынимает лист из машинки и вставляет новый. Затем она вздыхает, ударяет по клавише абзаца, откидывает с глаз волосы и начинает печатать с рациональной устойчивой скоростью сорок слов в минуту. Просто музыка. Я вытягиваюсь на шезлонге и уплываю в послеобеденную дрему.

С ритуальными муками Салли Кли я познакомился во время своего недолгого обитания в ее спальне. Я валялся на кровати, она сидела за столом, и каждый по-своему ничего не делал. Я блаженствовал, неустанно поздравляя себя с недавним производством из питомцев в любовники; опрокинувшись навзничь, я забрасывал ногу на ногу, а руки за голову и мечтал о дальнейшем повышении до звания мужа. Да, я представлял, как дорогой авторучкой подписываю договоры о покупке в рассрочку всякой всячины для моей милой женушки. Я бы научился держать перо. Я бы стал «мужчиной в доме» и с легкостью влюбленного карабкался бы по водосточным трубам, чтобы осмотреть желоба на крыше, и висел бы на люстровых крюках, заново беля потолок. Имея мандат мужа, вечерами я бы уходил в пивную, где заводил бы приятелей, я бы изобрел себе фамилию, дабы одарить ею жену, приучился бы носить дома тапочки, а на улице носки и ботинки. Я слишком мало знаю о генетических нормах и установлениях, чтобы размышлять о возможном потомстве, но твердо решил проконсультироваться у медицинских светил, которые, в свою очередь, известили бы Салли Кли о том, что ее ждет. Пока же она, бледная, как Мойра, с криком вылетавшая из постели, безмолвно замерла перед пустой страницей, неумолимо приближаясь к критическому моменту, который заставит ее отправиться на кухню за остывшим кофе.