Взглянув в свой бинокль, он не смог сдержать восклицания.

Это был катер с тремя кокпитами и мощным подвесным мотором, как у скоростных лодок «Хакер-Крафт», которые он видел в Новой Англии, на пляжах Кейп-Кода или Нантакета, где отдыхали Аль Капоне и его мафиози.

Моторка летела стрелой, едва касаясь воды, оставляя за собой идеально ровный шлейф пены.

В Европе такие катера можно было встретить только в Венецианской лагуне или на больших озерах Швейцарии и Ломбардии. В них на кожаных диванчиках всегда сидели дамы с развевающимися на ветру волосами и господа с безукоризненными проборами, в белых брюках и трикотажных безрукавках.

Но четверо мужчин на этом катере никак не походили на богатых яхтсменов. Каждый из них был вооружен пистолетом Томпсона с дисковым магазином — брат Маллиган хорошо знал это оружие, навидавшись его в гардеробных своих чикагских прихожан во времена Сухого закона.

К тому же у всех четверых были такие свирепые физиономии, что одним своим видом они могли обратить в бегство самых отъявленных головорезов Аль Капоне.

Убедившись, что катер, не сбавляя хода, прошел мимо Аркуды, обогнул длинный остров Филикуди и направился в сторону Салины и вулкана Поллары, отец Маллиган перестал беспокоиться.

Как-то, с месяц назад, он видел в море кашалота, а совсем давно, посреди ночи, — проплывающий в небе дирижабль.

И Джон Маллиган вернулся к своему требнику и поплавку.

Через час после этого, во время заутрени, брат Марко обратился к собравшимся перед ним монахам.

Нужно было объяснить всем, что отца Зефиро на некоторое время задержали во Франции. Марко прибег к доводам, типичным для начальника вокзала. То есть говорил об опоздании поезда по не зависящим от него причинам, о досадных неисправностях… Словом, напускал туману.

Это объявление было встречено гулом разочарования.

— Падре вернется к нам сразу, как только сможет. Он думает о вас. И по-братски всех обнимает.

При этих словах Марко протирал треснувшие стекла своих очков. Очки слегка запотели. Он бросил взгляд на Ванго. Монах был еще не готов признать, что их падре, возможно, никого не узнаёт в лицо, что он сошел с ума и отправился гулять по свету.

Затем Марко укрылся в келье Зефиро и попросил оставить его одного. Прислонившись к стене, он медленно снял очки.

Брат Марко не находил в себе сил принять эту новую миссию. Его взгляд блуждал по комнате. Три книги. Тюфяк. Вот и все, что осталось от Зефиро. Как они будут теперь обходиться без него?

Взгляд Марко упал на язык большого монастырского колокола, висевший на крюке. Сам колокол находился в нише, вырубленной в скале над часовней, а язык от него, этот бронзовый предмет в форме капли, оставался в келье аббата. Трогать его не дозволялось.

Каждый день, от заутрени до вечерни, монахи раскачивали немой колокол, чтобы не привлекать внимание жителей соседних островов.

Марко прикоснулся к бронзовому языку, ставшему символом этой невидимой обители.

«Тридцать монахов…» — думал он.

Он чувствовал, что его плечи не выдержат такой ноши.

Он вспомнил, как однажды ночью во время шторма Зефиро на несколько часов доверил ему язык колокола. В тот вечер Марко получил известие о смерти своей младшей сестры Джулии, которую он не видел десять лет. Он даже не смог бы появиться на похоронах. Там, в Мантуе, родные Марко считали его пропавшим без вести.

Вот тогда-то, в шторм, Зефиро и пришел проведать брата-кухаря.

Он протянул ему бронзовое било.

— Иди. Бей в колокол. Чтобы тебя было слышно в твоем городе.

Все монахи знали: отец Зефиро принял это решение из-за бури, которая ревела так сильно, что заглушала звон колоколов, и из-за того горя, которое постигло одного из их братьев.

В ту ночь Марко сам прицепил язык к огромному колоколу.