– Двуединый, за что мне это? – выдохнула Катя. – Как же тяжело общаться с идиотами, которые не разбираются вообще ни в чём, но уверены, что знают всё куда лучше тех, чья жизнь с раннего детства была посвящена магии.

– Так объясни.

– Ничего более того, что требуется, чтобы не нарушить клятву, ты от меня не получишь. Тебе и без того сказочно повезло, но ты никак не хочешь принять свою судьбу и позоришь меня и всех Эрилейских. Вернись в Мурицию. Это моё требование, и ты не имеешь права мне отказать.

Изгоняющее движение получилось на редкость хорошо: Катю понесло от меня, как бабочку ветром, и вскоре ничего больше не напоминало о её визите. А то бы с неё сталось до сих пор со мной спорить, имею или не имею права ей отказывать. И топать бестелесными ножками. Моими ножками, между прочим, не привыкшими к истерикам со стороны владелицы.

– Донья, оно ушло? – спросил всё ещё насторожённый Бернар.

– Ушло, – согласилась я.

– Что это было?

– Не могу ответить.

– Это что то очень нехорошее, – уверенно сказал он. – Вам бы держаться от него подальше, целее будете. И в разговоры вступать не надо. Вы же с ним говорили?

– Говорила, – подтвердила я. – С ней.

– Какая разница? – фыркнул он совсем по звериному. – С ним, с ней… Главное, не сообщать ничего важного. Видеть я ничего не видел, но чувствовал что то тёмное.

– Это не зависит от меня. Иногда меня притягивает к ней иногда – её ко мне, – пояснила я. – Скорее всего, дело в том, что между нами есть связь, и довольно сильная.

– И всё же держитесь от неё подальше, – сказал Бернал и опять принялся за пирог.

Я же налила себе ещё чая и задумалась. Предположим, Катя действительно докладывает донье Хаго о моих передвижениях, но это значит, что между ними тоже должна быть связь. Казалось маловероятным, что тётя и племянница обменялись для этого клятвами или прошли через общий ритуал, но отбрасывать эту гипотезу не стоило. Неудобство моего положения было в том, что я ни с кем не могла посоветоваться: клятва запечатывала рот не хуже кляпа, не давая сказать ничего, что могло бы навести собеседника на истинное положение дел. Я даже у Рауля не могла спросить ничего уточняющего, хотя он уже был фактически в курсе моей замены.

Так и не придя ни к каким выводам, я закуталась в одеяло и легла спать. Не сказать, чтобы спокойно – обстановка тому не способствовала, хотя Бернар уверял, что он будет охранять всю ночь и поднимет при малейших признаках опасности.

Но опасность пришла совсем не с той стороны, с которой мы ожидали. Пришла она из сна, куда опять ввалился Теодоро. На обстановку моя нынешняя ночёвка не повлияла никак: мне снилась та же комната, с тем же окном, и с тем же видом на оранжереи. И даже кавалер перелезал через подоконник тот же. Хотя я предпочла бы другого и не во сне. Но кто бы меня спросил?

– Ваше Сиятельное Величество, – окликнула я его, – вы же король. Негоже вам лазить через окно, как какому то паршивому дворовому коту.

– Эстефания, душа моя, ради тебя я готов пренебречь условностями, – широко улыбнулся он. – Да и не только на это я готов ради тебя.

– Помню, помню, вы у графини Хаго выторговали мне аж два года жизни.

Ему явно не понравился глагол «торговать», употреблённый по отношению к нему. Теодоро поморщился, состроил вид оскорблённой добродетели, который ему не особо шёл, и сказал:

– Мне с таким трудом удалось убедить донью Хаго пойти мне навстречу, а ты говоришь об этом, словно я нанёс тебе жестокое оскорбление.

– Договором с моим врагом? – удивлённо приподняла я брови. – Разумеется, Ваше Величество, нанесли, даже сомнения нет.

– Не зря Уго считает тебя неблагодарной, – проворчал Теодоро.