|
Он рассчитывает послать курьера через день или два после того, как вернется из Дангодхана, с докладом о прогрессе в делах. Ты поедешь на этом же корабле с позором, обвиненный в таком преступлении, как неуважение к наследной власти. Где‑то приблизительно в это время я должен буду разработать детали, по мере того, как мы будем продвигаться. Мой агент похитит информацию и вручит ее мне. Я передам ее тебе. Когда ты окажешься на Земле, то сделаешь так, чтобы слово, которое я скажу тебе, достигло ушей определенного человека. После этого, сынок, ты на коне. Тебе не придется ходить побитым, как собака. Ты должен будешь лизать мои ботинки за то, что я дал тебе такую возможность быть замеченным очень важными людьми. А мои ботинки нуждаются в этом.
Флэндри похолодел, посмотрел в иллюминатор, на облака, плывущие над зелено‑коричневой поверхностью Мерсеи. Гул моторов проникал в его череп. – А как же вы? – спросил наконец он. – И остальные? – Мы останемся здесь, пока не закончится этот фарс. – Но… э‑э‑э… Не, погодите, сэр… Ведь все может пойти совсем не так. Абсолютно иначе. – Я знаю, ты рискуешь. – Вы рискуете больше, – Флэндри повернулся к Абрамсу. – Я могу улететь без помех. Но если впоследствии возникнут какие‑нибудь подозрения… – Они не тронут Персис, – сказал Абрамс, – она не стоит этого. Хоксберга тоже. Он аккредитованный дипломат, и его арест будет фактически приравнен к объявлению войны. – Но вы, сэр, вы, может быть, и аккредитованы при нем, но… – Не волнуйся, – сказал Абрамс, – я собираюсь умереть от старости. Если я увижу, что моим надеждам не суждено сбыться, у меня есть бластер. Я не дамся живым и не уйду из космоса один. Ну, так что? Ты готов? Флэндри понадобились все его силы, чтобы кивнуть.
12
Спустя два дня Абрамс вновь выехал из посольства на своем корабле. Впереди на поверхности океана догорал закат. Освещенные улицы Ардайга становились более различимыми по мере того, как сумерки переходили в ночь. Окна загорались жизнью. Сигнальный маяк адмиралтейства сиял подобно неожиданно возникшему красному солнцу. Движение было напряженным, и сигнальные огоньки робота‑пилота его флайера должны были постоянно перемигиваться между собой, а также с ближайшими маршрутными станциями. Компьютеры на всех станциях были еще более тесно связаны паутиной обмена данных. Они сходились в центральном контрольном пункте, где вся схема анализировалась в координационную сетку авиалиний, дававшей трехмерную картину, куда ежеминутно вносились поправки для оптимальной возможности движения летательных аппаратов. В эту бесконечную пульсацию легко было внедрить подходящим образом генерированную и зашифрованную информацию. Никто, кроме посылающего и принимающего, не мог об этом знать. Для того, чтобы посторонний мог обнаружить случайный разговор, потребовался бы ни больше ни меньше, как долговременный тщательный анализ (и даже тогда он бы не понял, о чем был этот разговор). Ни на корабле, ни в земном посольстве не было такого оборудования. Из темноты, в которой он лежал, Двир Крюк внушил информацию. Не послал, а именно внушил (как обычно внушаешь себе, что надо разговаривать нормальным голосом), поскольку его нервные окончания были соединены напрямую с радиоцепью судна, и он ощутил прилив в электронном море, которое заполняло Ардайг точно так же, как живое существо ощущает у себя прилив крови: – Главный наблюдатель‑три – разведдивизиону‑тринадцать, – затем последовал ряд закодированных символов, – приготовьтесь получить информацию! Где‑то далеко, за многие километры, за пультом напрягся мерсеянин. Он был один из немногих, кто знал о существовании Двира: они сменялись поочередно, неся круглосуточную вахту. |
