Воспоминание погасло.

…

Мартин понял, почему ему не удавалось найти то, что он искал. Виктор попросту прятал от него эти воспоминания, в отчаянной попытке скрыть правду и отвлекая его тем, на чем он не мог не задержаться.

Мартин усмехнулся – не только Виктор умеет играть в эту игру. Он не знал, сидит он сейчас на стуле перед зеркалом или склоняется над проемом, слепо шаря руками в темноте, да и это не имело значения. Не знал, сколько продлится его власть над чужой памятью.

Значение имела лиловая вспышка где то в этом ворохе.

Нашел. Теперь главное успеть.

…

Знакомая ему белая комната, такая же, как та, что нарисовал Виктор в своем воображении. И Лера правда рядом с ним, только она прижимает к лицу полотенце, покрытое расплывшимися красными пятнами.

– Зачем ты вообще с ним связалась? – неприязненно спрашивает ее Виктор, стряхивая пепел в белоснежную овальную пепельницу.

– Я думала, он меня любит, – отозвалась Лера. Ее голос был приглушен полотенцем, и говорила она в нос.

– Дура, – просто сказал Виктор. – Когда ты наконец то перестанешь искать себе какое то агрессивное быдло, которое не стесняется бить тебя по лицу?

– Ох, прости братик, ты задал слишком высокую планку, до нее немногие дотягивают, – выплюнула она.

– Я хоть раз так тебя бил?

– Нет.

– Тогда заткнись и подумай, что ты делаешь со своей жизнью. Я, конечно, спущу его с лестницы, но, если честно, мне надоело. К тому же из за твоих ухажеров мне приходится подставляться. Если хоть один из них окажется немного умнее табуретки – у меня могут возникнуть проблемы.

– Значит, буду продолжать выбирать не умнее табуретки, – процедила Лера.

– Учти, женщинам не идут сломанные носы, – пожал плечами Виктор. – Скажи мне лучше, ты ее нашла?

– Эту, которой твой друг писал письмо? Да, нашла. Лучше бы ты, конечно, этим сразу озадачился, а не через год. Но я нашла ее. Отец этой девочки, кстати, тебя помнит – он курил тогда в подъезде, сказал, что помнит мальчика в черном пальто, который хохотал, как сумасшедший рядом с почтовым ящиком.

– А ты, милая сестра, имеешь удивительное влияние на мужчин всех возрастов, не так ли? – усмехнулся Виктор.

– Я с ней познакомилась, – продолжила Лера, проигнорировав пассаж. – Понятия не имею, зачем она тебе сдалась, разве что это твое больное пристрастие к пепельно русым?

– А она – пепельно русая? – равнодушно спросил он.

– Ага. Какая то там художница, куча загонов. Тебе, наверное, не подойдет – ты же любишь, чтобы глазки беспомощные и мордашка слезливая. А эта на крысу похожа. Глаза огромные, серые, не голубые. Нос такой, длиннющий и тонкий… Взгляд тяжелый. Очень тяжелый. Не трогал бы ты ее, мой тебе совет.

– Если бы ты разбиралась в людях – не сидела бы сейчас с разбитым носом, – отрезал Виктор.

– Мне разобьют нос. А эта девка отрежет тебе башку и не поморщится. Одевается как хиппи, а смотрит как Чарльз Мэнсон, – мрачно предрекла Лера.

Розовые капли срывались с полотенца на белый пол. Когда Лера убрала лед от лица, Мартин заметил, как несколько капель крови упали на ламинат, оставив отпечатки, похожие на красные цветы.

– Она гуляет в парке у городского пруда по вечерам. Что то там рисует, какой то закуток, я так ее и не поняла. Она мне словно не о своей работе рассказывала, а технику безопасности читала. Но я так поняла, что «лучший свет там в семь вечера».