– Так и делай добрые дела, – мрачно сказал Мартин, наблюдая за шмелем, вьющимся вокруг единственного розового куста.

В этот момент он снова почувствовал чужое прикосновение. Кто то сидел прямо за ним, прислонившись спиной, и даже сквозь сюртук он чувствовал чужое тепло.

– Может, я тоже когда то хотела делать добрые дела? – тоскливо прошептала Мари.

– Не смей сравнивать, – огрызнулся Мартин. Впрочем, прогонять назойливое видение не стал.

– Ты не собираешься его лечить, правда, хороший?

– Конечно нет. Я хочу увезти его подальше от семьи и от Ники, которой он меня шантажирует, привезти в больницу и сдать. Даже если он каким то образом обеспечил себе алиби на момент убийства Дары, то наркотики, спрятанные по всей квартире, он никуда не денет. К тому же, – задумчиво сказал он, касаясь кончиками пальцев досок, – часть я перепрятал.

– Умный котенок, – вздохнула Мари.

Мартин спиной почувствовал ее движение, а в следующую секунду она взяла его за руку, переплетя свои пальцы – длинные и бархатные – с его. И на этот раз не стал отдергивать руку.

– Но он хочет забрать Нику с собой, – выдохнула она обжигающие слова.

– Значит, я придумаю, как этого избежать. А если нет… будет моей уликой.

– Она будет врать полиции. Покрывать его, – задумчиво протянула Мари.

– Значит, мне придется постараться, чтобы она не сделала этого, – усмехнулся он, оборачиваясь. Мари смотрела на него тоскливым зеленым взглядом, и на белых цветах в ее волосах дрожали темные капли крови.

– Он меня убил, – пожаловалась она.

– Мы. Я виноват не меньше, чем он. И ты виновата не меньше, чем мы оба.

– Так почему тебе стыдно передо мной? – прошептала она, подаваясь вперед. В ее взгляде явственно читался голод, и Мартин не знал, что удовлетворит его. Похоть? Жестокость? Или она тоже хочет крови?

«Интересно, если я исполосую себе вены и позволю этой паучихе меня сожрать – займет она мое место? Вот это была бы месть», – с усмешкой подумал он, представив себе Виктора, который делит сознание с Мари.

– Потому что совесть – это проклятье, – сказал он, поднимаясь.

В воздухе висел тяжелый и липкий запах духов. Мари не было – только несколько темных пятнышек на светлых досках.

…

Виктор не мог уснуть.

Мартин молча сидел в своем кресле и смотрел в огонь. Виктор чувствовал его тяжелую, обреченную тоску. Когда то Виктору казалось, что нет на свете силы, которая заставила бы Мартина смириться. Но сейчас он сидел к нему спиной, опустив голову и волосы падали ему на лицо, а он их не убирал. Молчал, но Виктору хотелось, чтобы он снова злился и ненавидел, кричал, осуждал – лишь бы не чувствовать этого отупелого болезненного равнодушия.

Он думал, Мартина ничто не сломает. Но он сломался – так просто, так легко, будто никогда не было принципиального и несгибаемого человека, который всегда знал, как жить так, чтобы мир становился Правильным.

Виктор не чувствовал себя победителем. Только предателем и подлецом.

Ника спала, отвернувшись и сжавшись в комок на краю кровати. Ее волосы, рассыпавшиеся по одеялу, казались почти черными, будто напитанными темнотой.

Хотелось протянуть руку и дотронуться до нее. Чтобы она открыла сонные серые глаза и улыбнулась ему. Обнять, прижать к себе и не чувствовать, как отзывается в душе живущее там зло.