Он верил, что Виктор может это сделать, и понятия не имел, сможет ли его остановить. Но, к счастью, на этот раз темнота в его душе подчинилась законам спектакля – без зрителя нет истории.

Мартин вдруг почувствовал, как кто то взял его за руку и медленно приподнял. Платок соскользнул с запястья и заживающих порезов коснулось что то теплое. Кто то слизывал кровь кончиком языка.

– Проваливай, – он брезгливо отдернул руку. Глаза открывать не хотелось – дурнота все не отступала.

– Какой ты злой стал, котенок.

Он слышал голос Мари и чувствовал прикосновения. И это нисколько не радовало – она была лишним персонажем в его постановке.

– Ошибаешься, – немедленно отозвалась она на мысль. – Это я руковожу этим спектаклем. Та твоя часть, которая выглядит как я – худшая часть.

– Я пытаюсь спасти, а не покалечить, – огрызнулся он.

– Так и я не Мари, хороший. Мари умерла, помнишь?

– Какого черта именно в тебя решила трансформироваться моя совесть, а? – простонал он, открывая глаза и с трудом фокусируя взгляд на сидящей рядом женщине.

– Может я тебе нравилась при жизни? – она подалась вперед, и Мартин с отвращением почувствовал знакомый пудровый запах духов, напоминавший сладковатый душок разложения. – Может, ты был в меня немного влюб лен?

– А ты при жизни была такая же блудливая дрянь? – меланхолично поинтересовался он.

– Как грубо, – поморщилась она, отстраняясь.

Мартин снова закрыл глаза. Кажется, он остался в одиночестве. Это радовало – Мари была последним человеком, которого он хотел бы видеть рядом. Даже ее призрак, даже воспоминания о ней не были ему нужны.

Он не верил в успех лечения. Виктор непредсказуем, а главное – он врет. Мартин безошибочно чувствовал постоянную фальшь в его словах и даже в воспоминаниях. Но точно знал, какие были правдивы – те, где он упивался чьей то болью. От воспоминаний о чувствах, которые вызывала агонизирующая собака его до сих пор мутило. Хуже было только ощущение животной эйфории, когда Ника села в машину.

А ведь в тот день они только довезли умирающего Генри до ветеринарной клиники. Виктор потом даже соизволил похоронить пса в лесополосе, но уже без Ники. Она в тот день вернулась домой, договорившись встретиться с Виктором после похорон.

Мартин помнил циничную мысль, мелькнувшую у Виктора когда он провожал Нику: «Если тебя так тяготит твое одиночество – ты больше никогда не будешь одинока». Виктор нашел лучший способ сразу привязать ее к себе – просто дал почувствовать себя нужной и постепенно повышал ставки.

– Удивительно, как вы с ним оказались похожи в способности находить в душах уязвимые места, – усмехнувшись, обратился он к невидимой Мари.

Сначала Ника нужна была ошеломленному болью молодому человеку, который на ее глазах потерял друга.

Затем – страстно влюбленному в нее. Виктор не скупился на слова и лгал так самозабвенно, что сам верил во все, что говорил. А потом ненавидел ее за то, что на самом деле эти слова предназначались другой.

Ненависть росла с каждой ложью, каждый день.

И ставка повысилась в третий раз. Теперь Ника спасает человека, запертого в теле социопата. Его, Мартина, спасает, окончательно сдавшись паучьей лжи Виктора, пристегнутая не наручниками, а непомерной ответственностью – кроме нее у «Милорда» никого нет.