Суд над Сарой Венн Гусперо наблюдал в смятении. Уже несколько недель он знал, что его хозяин, вернувшись от индейцев, сильно переменился. Мильтон потерял спокойствие и уверенность, и в то же время сделался требовательней и агрессивней. И вот чем это кончилось. Сару должны были публично высечь свечами, а жилище ее сжечь лишь потому, что Мильтон не одобрял ее религию; не исключалось, что он самолично будет держать свечи и факел.

Дождавшись окончания процесса, Гусперо оседлал лошадь и сломя голову помчался в Мэри-Маунт. Там он отправился в дом Ралфа Кемписа, стоявший на главной улице в окружении сада. Через распахнутую дверь он увидел его за клавесином в гостиной. Жена Кемписа, индианка, тут же узнала Гусперо и расцеловала его в обе щеки.

— Можно к нему?

— Конечно.

Когда Гусперо вошел в комнату, Кемпис оборвал игру. Обернувшись, он заметил необычное выражение лица молодого человека.

— Что стряслось, Гус? Наткнулся на печального бродячего духа?

— Думаю, я сам такой дух. — Он поведал Кемпису об аресте, суде и наказании, назначенном Саре Венн.

— Так он собирается высечь женщину за ее веру? Прежде я считал его страшным человеком. Сейчас мне кажется, что он достоин презрения. Что же до свечей… — Кемписом овладела злость и, чтобы успокоиться, он снова уселся за клавесин. Но прежде чем заиграть, он встал и обошел комнату. — Знаете, Гус, я должен отправиться в Ныо-Мильтон. И немедленно.

Гусперо с тревогой представил себе скорую встречу и нервный разговор, способный подтолкнуть Мильтона к новой вспышке гнева.

— Ралф, что если вы напишете ему дружеское, добрососедское послание с призывом удержаться от крайностей?

— Разумеется нет. Я хочу взглянуть в лицо этому хитрюге-пуританину. А потом в него плюнуть.

— А как насчет гневного письма — образумьтесь, мол, и будьте терпимей?

— Я прибегу к устной речи, Гус, а не к письменной. Не стану я играть с ним в его собственные старые игры. Потребую ясного ответа. Посмотрим, осмелится ли он и в этот раз пустить в ход свое обычное фарисейство.

— Вы не намерены его щадить, Ралф?

— Прочь церемонии. Я буду как зверь.

— О Боже. Смогу я на время удалиться?

— Конечно. Я не стану вас упоминать.

И вот они двое отправились верхом в Нью - Мильтон, но на подходе к поселению Гусперо опередил своего спутника. Он посетил свою хижину, обнял Кэтрин, поцеловал ребенка и лишь затем поспешил к Мильтону и принялся смахивать с книг пыль, словно бы никуда и не отлучался. Хозяин дремал в кресле, но пробудился, уловив тихое насвистывание Гусперо.

— Гус?

— Да, сэр?

— Ты так шумишь, что мертвый бы проснулся.

— Прошу прощения. Я не подумал. — Он хотел разбудить Мильтона, пока не прибыл Ралф Кемпис. — Знаете, что мне пришло в голову, сэр?

— Что, Гус?

— Почему бы нам не пустить эти свечи на освещение главной улицы?

— Чтобы осиять весь город папизмом?

С минуту Гусперо молча вытирал книги, а потом вновь заговорил.

— Соседи, наверное, взъярятся, когда узнают о приговоре.

— Какие еще соседи?

— Из Мэри-Маунт.

— Бродячее племя якобитов? Эта саранча? Не смеши меня, Гусперо.

— Спасибо, сэр. Надеюсь, мы будем смеяться последними.

В тот же миг раздался громкий стук в дверь и Мильтон обернулся.