|
И пока ждал — накапливалось во мне желание увидеть ее, крепко обнять. Я был сердит на нее, сердит за свое долгое одиночество. Но не прошло и десяти минут после ее телефонного звонка, как я ее простил. Простил за то, что я все-таки был ей нужен. Может она приблизительно тоже самое думала и обо мне, думала, что она мне нужна. И поэтому вспоминала обо мне. Но эта периодичность, этот невидимый, но существовавший в наших отношениях график, повинуясь которому она то появлялась, то исчезала, это было то, что внушало опасения в недолговечности и хрупкости наших отношений. Ее двойная жизнь, двойное имя наталкивали меня на мысль о том, что я чего-то недополучаю от нее и когда ее обнимаю, и когда целую, и когда с ней сплю. «Ну и что? — возражала другая мысль. — Девиз „Все или ничего“ ни к чему хорошему не приведет. Те, кто хотят всего обычно ничего не получают.» Я ведь тоже не был готов к полному посвящению себя другому человеку, даже женщине.
Мои мысли прервал дверной звонок и я подскочил, подбежал к двери. Я даже не ожидал от себя той радостности, с которой я распахнул дверь, чтобы быстрее увидеть ее. Я обнимал ее на пороге, целовал. А она, смеясь, вырывалась. — Да дай мне раздеться! Я же не на минутку пришла! Она смеялась и казалась по-настоящему счастливой. Наконец я отпустил ее. Она сняла черную длинную куртку с меховой окантовкой по краю капюшона и осталась в черных брюках и свитерке изумрудного цвета. Повесила куртку на крючок и сама, все еще смеясь, набросилась на меня. — Скучал? Скучал? Да? Потом, когда страсти, пробужденные моим недавним одиночеством, улеглись, она достала из своей сумки бутылку Шампанского и кулек с едой. Уже на кухне она выпотрошила его на стол и я ощутил голод. Питался я последние две недели кое-как, в основном бутербродами с вареной колбасой. Даже жаренную картошку своей ленью мне удалось превратить в деликатес. А на столе теперь лежала палка салями, длинная французская булка, пачка масла, какое-то турецкое печенье… — Это прям как гуманитарная помощь! — сказал я. — Спасибо! Она все еще улыбалась. — Зачем ты мне голодный нужен? — А зачем я тебе сытый? — А-а-а! — рассмеялась она. — Я тебе потом скажу! Когда наешся! Ты когда последний раз ел? — Ел — две недели назад, а перекусывал — сегодня утром, — признался я. — Ладно, доставай ножи, вилки. Картошка у тебя есть? — Пару килограмм есть… — Ясно, — голосом распорядителя сказала она. — Значит сегодня праздник, а за картошкой завтра пойдешь! Шампанское положи в холодильник на верхнюю полку. Там у тебя есть место? — Там масса места! — я открыл холодильник и показал Лене его пустые внутренности. — Ну ты и живешь! — она покачала головой. Уже через полчаса ужин был готов. Ощущение праздника было закреплено сервировкой стола. Я достал два хрустальных бокала. — Сюда бы еще букетик цветов, — мечтательно произнесла Лена, осматривая созданный ею живой натюрморт. Я виновато опустил голову. — Да брось ты, — она махнула рукой. — Это я так, мечтаю… Кстати ты мне действительно ни разу цветов не подарил. — Но я ведь никогда не знаю, когда ты придешь… Ужин начали с Шампанского. — За что? — спросил я, подняв бокал. — За нас! — легко произнесла тост Лена. — За то, чтобы у нас все было хорошо, чтобы мы не болели! Вареная картошка, тонкие янтарные кружки салями, свежая хрустящая булка с маслом. |
