|
Другая, с пустыми глазами и открытым ртом, зевала в стене античного бассейна; через нее когда-то выливался излишек воды. Нино проделал дыру в плюще, вившемся по краям. Он вполз в отверстие и вытянулся на подушках сухих растений. По пальцам у него проползла медянка и исчезла. Он был совершенно один. Над ним, по воздушному потолку из сердцевидных листьев, пробирался, спиной книзу, толстопузый паук. Было тихо, прохладно, пахло увядшими листьями. Ему достаточно было слегка приподняться, чтобы вложить лицо в маску, которая служила истоком. Сквозь ее глазные впадины он видел запущенный треугольник с нетронутым человеческой ногой дерном. Несколько солнечных лучей встретились и затерялись в нем. Блеснул цветок. Запела синица. Небо было темно-синее. Нино упал на свое ложе и заснул. Проснувшись, он услыхал где-то сзади голос Якобуса. - Что бы я ни делал, - цвет получается вялый. Зеленое освещение слишком неблагоприятно... И вы ни в каком случае не хотите наверху, перед домом? Герцогиня сказала: - Вы теряете голову. Я стану совершенно нагая перед изгородью из роз! - Это было бы очень красиво, - возразил Якобус. - Вам мешают слуги? Их можно было бы услать. - О, они меня мало беспокоят. - Моя жена, конечно, тоже нет; ее тоже можно услать... Кто же еще? - Кто? - Ах, конечно, мальчик! - Пишите, пожалуйста. Опять стало совершенно тихо. Крик "Иолла" рвался из груди мальчика, но никто не слышал его. Дрожа и забыв все, он опустился на колени в своей засаде, прильнул лицом к маске, - и увидел ее. Она стояла неподвижно, слегка в профиль, повернув шею и откинув назад голову; черный узел волос спускался на светлый затылок. Она упиралась о землю правой ногой, левая была слегка изогнута; а руки, с вывернутыми наружу ладонями, напряженно и легко простирались, готовые высоко подняться для объятия, не знающего себе равного. Она показалась мальчику белой-белой, каким он никогда не представлял себе женского тела, но не белизной мрамора, нет, скорее белизной лепестка. Щиколотки ее ног - тонкие белые цветы - выглядывали сквозь решетку травы. И вся она казалась вышедшей из земли. Она была сестрой этих деревьев. Кусты протягивали к ней свои ветви и в медленной ласке разглаживали длинные округлости ее бедер. Небо окутывало ее лицо, оно хотело похитить его. Его синева победоносным отблеском прорывалась в ночи ее волос. Ее рука была усеяна ясно очерченными тенями листьев, а на них виднелось отражение порхающей птички. В ее груди - волнующиеся, редкие чаши, - тучная земля влила свои пьянящие соки, а солнце уносило их вверх в их драгоценных золотых оправах. - Ничего не выходит, - ворчливо пробормотал Якобус. Он писал так, как будто наносил удары. - Впрочем, это не так важно. - Вы видите, - сказала герцогиня, - я не ваша Венера. Он молчал, думая: "У смертного одра старика ты была ею. Я начал видеть в тебе Венеру. Теперь она уходит от меня, прячется в глубь тебя тем упорнее, чем ближе я подхожу. Уловлю ли я ее, когда буду держать тебя в объятиях? Как необходимо мне верить в это!.." Он сказал: - Вы не Венера? Не так вы можете доказать мне это. Я жду другой пробы. Долго ли еще? Она ничего не ответила. Нино шептал: - О, Иолла, мне страшно. Что ты делаешь со мной? Такое блаженство ужасно. Ты больше не Иолла; я и не подозревал, что существует нечто подобное. Ты принадлежишь деревьям и солнцу, и ящерицам, - я не знаю. |
