|
Воздух Венеции вреден ему; он вреден и вам, синьора Джина. Отвезите его в Сало, в пансион. Он привык к деревенской жизни, он окрепнет там, вместе с вами, синьора Джина. Джина опустила голову. - Значит, уже... Но мы еще не скажем ему, куда он едет, мы скроем от него, что он больше не увидит вас, герцогиня. На следующее утро, когда был подан экипаж, герцогиня еще раз позвала мальчика к себе в комнату. Она сказала: - Я опять говорю с тобой, как с истинным другом. Что тебе только четырнадцать лет, не разъединяет нас. Я не хочу проститься с тобой с неправдой на устах. Мы не встретимся в Венеции. Ты едешь со своей матерью в пансион в Сало. Ведь у тебя хватит мужества? Он стоял совершенно холодный, с побелевшими губами. Его взгляд не отрывался от ее лица, и сквозь страдание в нем и теперь чувствовалась мечтательная преданность. - О чем ты думаешь? Он в эту минуту думал только об одном: "Как она прекрасна!" - Я знал это, - сказал он, почти не шевеля губами. - Это моя вина. Дальше так не могло продолжаться. И с внезапным, страстным трепетом, делавшим чужим и неузнаваемым его голос: - Ты отсылаешь меня - навсегда? Она с нежностью притянула его к себе. - Только на несколько лет; пока ты станешь здоровым и мужчиной. - Я никогда не стану им, - жаловался он, опять кроткий и мягкий. - Я не могу себе этого представить. - Это будет. Я знаю это наверно. Я увижу тебя опять - мужчиной. Чем буду тогда я сама? Все возможно... Иди, Нино, закали себя, стань сильным, здоровым и счастливым. - Я постараюсь, Иолла. Но ты не забудешь меня? - Я... тебя! Мальчик тревожно насторожился. "Это звучит так, как будто... она любит меня, - подумал он. И сейчас же вслед за этим: - Как ты можешь быть таким дураком - и теперь еще!" - Прощай, Иолла. Он повернулся и пошел. У двери его что-то толкнуло обратно, он опять задрожал. - Это очень тяжело. Так много перечувствовать, так много, и ни одного слова... Иолла! - в отчаянии воскликнул он. - Нино? Он поцеловал ее руку; она сразу стала вся мокрая от его слез. - Ничего. Хорошо, что ты сказала мне это вовремя. Теперь я могу проститься и со своим большим другом. - С Сан-Бакко, да, и скажи ему, чтобы он думал обо мне. Завтра он уезжает в Рим. Она стояла под аркой лоджии, когда экипаж спускался с откоса. Нино видел ее сначала до бедер, потом только голову среди роз и, наконец, одну руку, которая поднималась над головой между двумя гирляндами. Он без устали смотрел назад, грудь его вздымалась от рыданий. - Теперь уже конец, больше мне нечего ждать. Но неожиданно наверху раздвинулись волны зелени; из них выступили таинственные ступени, сверкая в свете короны, которая опускалась на любовь мальчика. - Иолла! Там стояла она, высокая, тихая, в светлом платье и с черными волосами, на белой лестнице, манившей в воздухе, среди шумящей листвы, - и она будет стоять там, он обещал себе это, всю его жизнь, как сказка, слишком прекрасная для человеческих сил, но не забываемая навеки. *** Джина сообщила, что они приехали на место; Нино приписал свое имя. |
