Я шел сюда, чтобы вразумить и спасти нас обоих. Я шел, чтобы указать тебе новый путь, вывести тебя за стены гнезда обмана и предательства. Иеманжа просила меня об этом… только об этом. Ни о чем больше. Она тебе верит. Она ищет твоей дружбы — обманутая, преданная, извалянная в грязи, текущей с берегов. Она тебя прощает.
Ну всё. Сейчас Синьора заорет, что она-то, она никого не прощает. И что никогда, никогда созданные творцом люди и духи не узнают телесных радостей в любви и в семье. Что сохранить душевную чистоту отныне можно только в аскезе, в сером, безрадостном мире. Что всякий, кому приспичит насладиться жизнью, станет преступником, пособником смерти, адептом всяческой мерзости. И почему целая вселенная оказалась поставлена в зависимость от воли богини-истерички? Кто это допустил? Неужели Марк?
* * *
— Он весь горит, — хмуро произносит Нудд. — Сепсис.
— У нас два дня. Не больше, — вторю я.
Мы сидим на куче палой листвы, заменяющей кровать в доме небогатого ётуна. В противоположном углу на такой же куче мечется в жару Видар. Его тело так и не вернуло себе божественных способностей, а тело тролля, как выяснилось, тоже болеет, если ему нанести рану, а потом перевязать «чем попало, грязной тряпкой». Хозяйка — пожилая великанша, мирная и незлобивая, вымыла культю настоем из целебных трав, но что они могут, эти настои? Здесь их даже не кипятят. Костры разжигают ненадолго, на вершинах голых холмов, скорее для ритуала, чем для хозяйственных надобностей. Я и не замечала, как много для человека значит огонь и как трудно без него выжить…
В общем, единственный доступный нам огонь пожирает Видара изнутри. Конечно, сын Одина — наш враг. Но даже то, что он враг и самому Одину, не умерит гнева верховного божества. И перед Фригг неудобно — обещала же не убивать ее пасынка, засранца этакого. Кто знает, что будет с миром, если Видар умрет, а Фенрир так и останется гулять по Йернвиду? Рано или поздно придет час, когда он распахнет пасть от земли до неба, — и кто воткнет в эту пасть смертоносный меч? Так что не в одном божественном политесе дело. Видар нам нужен живым, хоть он и скотина.
— Можно убить его, — слышу я свой голос, бессмысленный и беспощадный, — и идти искать Фенрира. Самим. Рано или поздно мы найдем и этот лес, и эту зверюгу…
— Мирра… — Нудд смотрит на меня с сочувствием. — Ты не поняла, ЧТО хотела сказать Фригг, напутствуя тебя. Фенрира может убить только Видар. Больше никто. Так уж они оба устроены — как компьютерный вирус и антивирус. Если Фенрира будешь убивать ты, не спорю, у тебя получится, но…
— Это как если бы я выкинула компьютер из окна.
— Да. Вируса нет, потому что и компьютера тоже больше нет.
Воображение мое ищет выхода в виртуальных аналогиях: а если переустановить систему? Пересоздать реальность набело? Ага, а после переустановки недосчитаться самых лучших своих творений… Нет у меня второго диска, чтоб сохранить на нем окружающий мир. Я даже на несколько шагов назад вернуться не могу, чтобы оживить норн и спросить смешную готическую Скульд: каков прогноз для мира, лишенного Видара? Благоприятен или… Фригг знает, но не скажет. Так уж она создана — нечитаемый файл…
— Остается одно! — хлопает себя по коленям Нудд. — Устроить пожар.
— Ты не перегрелся, часом? — вяло спрашиваю я. — Тебе прошлого раза не хватило?
— Хватило, — улыбается он шальной улыбкой. — Хватило, чтобы понять одну вещь: в огне мы — боги.
— Думаешь, Видар тоже обретет в огне свою сущность? — вскидываюсь я.
— Не знаю, — пожимает плечами жестокое дитятко Дану. |