Мы вчетвером — я, Морк, Мулиартех и Каррефур — битые сутки пытались уговорить Фреля остаться. Слишком мягким, слишком хрупким кажется человеческая плоть, чтобы волочь ее за собой в нижние миры, туда, где законы материальных миров дают непредсказуемые флуктуации. Как ни странно, ни Гвиллион, ни Марк не присоединились к нашему хору. Гвиллион пожал плечами и, буркнув что-то насчет несгибаемого человеческого упрямства, с которым бесполезно тягаться даже духам огня, ушел осматривать скальные тоннели, ведущие из подвалов дворца вниз, в непроглядную тьму. Зато Марк все время был рядом. И смотрел с такой насмешкой, что мне не раз и не два хотелось с размаха отоварить его по физиономии. И только мысль о том, что синяк заработает совсем не тот, кто его заслужил, останавливала меня.

Похоже, Марка мы потеряли. Не знаю, каких драконов выпустила из клетки Синьора, применив свое самое безотказное оружие — могучую силу полного телесного раскрепощения и ни с чем не сравнимую радость обладания другим человеком…

В реальном мире ощущения от секса, способные изменить человеческий разум, цедятся скудно, по капле — но и в микродозах, бывает, действуют подобно наркотику. Среди нормальных людей тенями скользят отравленные этим ядом, мечтающие любой ценой пережить мгновение всевластия. Ценой своей жизни, чужой жизни, ценой ВСЕЙ жизни на земле. И если слабые земные люди, в которых богиня секса не вбрасывала безжалостную энергию бурным потоком, превращаются в маньяков, едва коснувшись источника, то чего ждать от Марка? От того, кто пребывал в реке по имени Помба Жира несколько часов, нанизанный на золотые оси могущества богини, словно распятая бабочка? От существа, которому окружающая реальность принадлежит ИЗНАЧАЛЬНО, потому что он ее создатель? От человека, который наконец-то вспомнил, что он — не человек?

Сейчас, похоже, душа Марка лучится самоуверенностью. Он переполнен ощущением собственного превосходства над всеми здешними обитателями, над людьми и над нелюдьми своего мира. Он чувствует себя Алисой, выросшей до своего истинного роста и небрежно бросающей в лицо королям и королевам: «Да кому вы страшны? Вы всего-навсего колода карт!» Вы всего-навсего колода карт, повелители и повелительницы хтонических царств, подзывающие создателя миров, точно безмозглого кабана на охотничий манок. Вы всего-навсего колода карт, духи насквозь просолившегося острова, в сердце которого Мертвое море бьет о скалы Корасона, сотрясает замок несбыточных грез…

И этому новому Марку нет дела до Фреля, до Легбы, до всех нас — выживем ли мы, погибнем ли, пока Добрый Боженька будет выяснять отношения с… чем? Кабы знать.

Ну вот, Легба все-таки присоединился к нам. Лоа, вселившийся в Фреля, верит: он обязан догнать жену в ее темных скитаниях и самолично проводить назад, а не поджидать у одра болезни, пока все разрешится по воле Бон Дьё. Особенно столь беспощадного и безоглядного Бон Дьё…

Гвиллион, сияющий ровным светом раскаленной лавы, служит нам вместо факела. Тело его, до недавнего времени тяжелое, словно камни у подножия замка, в пещерах под островом обрело текучесть и беззвучность, для которой и сравнения не подберешь. Не существует бесшумных тварей в подземных мирах. Малейший шорох, скрип и шелест, издаваемый ползущей или шагающей плотью, многократно отражается от стен, выплетая паутину звуков — скверный заменитель картинам, доступным глазу. Всякое тело звучит в подземных тоннелях на сотни голосов — но не дух камня, не дух огня.

Скальные пещеры Корасона невероятны. Каменные чаши, перекрытые тьмой, точно сводом, от горизонта до горизонта. Под ногами поскрипывает то влажный мох, то влажный песок, то влажный камень.